Просмотр полной версии : Океан моей жизни ..
Незабудка
27.12.2009, 16:56
Когда мы молоды, все наши мысли - прозрачные стёклышки, омываемые ручьём. А наши желания, лёгкие и искрящиеся, подобны россыпи полудрагоценных камней вперемешку с этими прозрачными стёклышками.
Дымчатый и розовый нежнейший кварц; маленькие закатные солнышки сердоликов; небеса цвета индиго, сгустившиеся в ляпис-лазурь...
Сила воли и сила мысли будут шлифовать их изо дня в день, из ночи в ночь, набегая упрямой и нежной волной.
Некоторые камешки - желания будут выбраны из общей горки чьей-то заботливой рукой.
И значит, исполнятся.
Может быть, даже многие из них.
С течением времени, к сожалению, вся эта радужная россыпь превращается в перекатывающуюся с места на место бесцветную гальку. Закончилось время, и не вернуть уже молодые мысли, молодые мечты. И вот шуршит, шуршит эта галька, и вместо того, чтобы убаюкивать сладко, как было раньше, как было когда-то, лишает нас сна.
Но бывает и так, что среди дневных беспокойств и ночных бессонниц, ты, уже давно разучившийся мечтать, вдруг понимаешь, что в твоём сердце совершается работа.
Ты с изумлением обнаруживаешь, что в нём, твоём сердце, рождается самая настоящая жемчужина. Как и все жемчужины в мире, она не рождается ни с того ни с сего. Что-то растревожило твоё сердце, проникло причиняющей беспокойство песчинкой
за его крепко сомкнутые створки. Но работа по превращению песчинки в бесценную жемчужину уже началась. Незаметно для тебя, исподволь, так, что когда ты понял, что происходит внутри тебя, в твоей самой потаённой, самой нежной глубине, работа уже совершалась. Ты в недоумении. Какие силы начали её за тебя? Но вскоре этот вопрос и так и не найденный на него ответ перестают тебя волновать. Всё становится неважным, кроме одного - работы.
Всей силой мысли, всей силой чаяния, вспомнив, как это сладко - мечтать - ты начинаешь жить жизнью своей жемчужины.
Ты не видишь её - результат пока ещё далёк. Но ты чувствуешь её, ты растёшь вместе с ней, ты становишься предельно внимательным и чутким. Ты слушаешь себя. Ты начинаешь любить себя, потому что в тебе скрывается сокровище.
Никто не знает, никто не видит, но это тоже не имеет большого значения. Самое главное, что ты теперь знаешь.Ты, создатель и единственный хранитель своей жемчужины, знаешь, что время придёт. Время открыть, время подарить её миру.
Ты понимаешь теперь, что время не закончилось, ты был неправ. Оно не может закончиться. Время работает на тебя.
Алескей Ханин
Незабудка
27.12.2009, 16:58
http://img.mail.ru/0.gif
13 ВАГОН
Было холодное ноябрьское утро. Я стоял на перроне. Было холодно. Пар валил изо рта. Редкий снег опускался на мокрый бетон. Перрон был почти пуст. Я подошёл к краю перрона и стал вглядываться в темноту, из которой должен был вынырнуть поезд. Прошло уже около получаса, после того как объявили о приходе поезда, но его не было и в помине. Спину тяжело оттягивал рюкзак и гитара. Наконец среди мёртвой тишины послышался тихий стук колёс, потом гудок. Я закрыл глаза, поезд приближался. Я почувствовал, как редкие люди стали подходить к краю. Бетон под ногами чуть-чуть стал вибрировать. Поезд послышался совсем близко, и меня окатило тёплым воздухом. От поезда тянуло гарью и смазкой. Я открыл глаза, и стал искать свой вагон. В билете было написано, скоростной поезд №13, вагон 13. Гм. Хорошее число. Иронично подумал я. Когда я подошёл к вагону то возле него уже никого не был, а на перроне стоял только проводник. Я предъявил ему паспорт и билет. А сам стал осматривать вагон. Если не считать что сам поезд выглядел ужасно то… Он был весь во вмятинах, краска облупилась, кое, где место окон были хорошо прибитые к раме тряпки, лестница вся была кривая, а одна ступенька была вообще обрезана наполовину. Проводник предъявил мне обратно документы, и я с трудом начал подниматься наверх. После чего пошёл искать своё купе. Так какое место? 13 верхняя полка!! Нет, ну это уже слишком. Я прошёл в купе, оно было свободно. Слава богу, окно было цело. Автоматом закинул гитару, и рюкзак на верхнюю полку, а сам уселся за столик. Над дверью был встроен старый маленький телевизор, он был обмотан скотчем и весь был в трещинах. Свет судорожно мигал. За окном был скучный пейзаж. Я встал, закрыл на щеколду дверь «хоть замок работает» после чего полез в рюкзак и вытащил МП-3 плеер. Стоял мой собственный сборник: в него входили песни Арии, Ольги Тишины, Пикника и ещё саундтрек из Silent Hill 1,2,3,4. Я нажал случайный выбор. Выпала Ольга Тишина, из альбома Сны, песня Времена года. Я ухмыльнулся. Мне всегда везло с выбором. Облокотившись на жёсткую и холодную перегородку, я прикрыл глаза.С каждой минутой я начал тонуть в безмятежном мраке.
Отыщи меня, в лабиринте ночи,
На излете дня, это нужно очень.
Я боюсь дождя, я не знаю где ты...
Отыщи меня - мы уедем в лето.
Музыка играла, голос певицы проникал в душу и растекался тёплым по телу.
Мы вернемся в зной, от тоски и горя,
Только мы с тобой, и немного моря,
Где гнилую снасть, ветер с палуб сносит,
Нарезвившись всласть, мы уедем в осень.
И под листопад, под ветра сырые,
Будем невпопад толковать о мире,
О пути земном - счастье пилигрима,
А потом возьмем и уедем в зиму.
Меня тряхнуло. Ещё и ещё. Я открыл глаза и снял наушники. Меня тряс проводник, в одной руке у него была постель в другой папка. «Вам нужна постель?» - спросил он грубоватым голосом. «И предъявите, пожалуйста, билет» - добавил он. «А? Да, да. Сейчас, сколько стоит постельное бельё?» «35 рублей, билет, пожалуйста» - повторил он. Порывшись в куртке я наконец нашел его и протянул проводнику. Тот внимательно прочитал его, потом проверил номер места, оторвал вторую половинку и вложил в папку. После чего я отдал ему деньги. Отдав постель, он пошёл дальше. Я встал, перекинул вещи на соседнею полку и стал стелить постель. До Омска 7 часов. Я нахмурился. После минуты раздумий я опять закрыл дверь на замок, закинул вещи обратно и улёгся на верхнюю полку. Опять надел наушники и снова стал «погружаться».
В белые снега, в чистые метели,
Пусть сама пурга нам перины стеллит!
Завернемся в сны, а потом проснемся,
В шаге от весны, и туда сорвемся.
И закружит нас, милый май лукавый,
В разноцветных красках, веселый, пьяный!
А когда вокруг все покроет мглою,
Ты шепнешь мне вдруг: "Мне легко с тобою!.."
Разбудил меня шум. Голоса, стук, ругань. Кто-то попытался открыть дверь купе, потом послышался звук вставляемого ключа, щелчок. Дверь в купе открылась. Внутрь вошла девушка моего возраста, и два парня. У неё были тёмные волосы и карие глаза. По будущему разговору я понял только то, что они не знакомы друг с другом и тоже едут в Омск. Меня они видимо не замечали, или (что вероятнее всего) просто не хотели будить. Поезд тронулся. Перевернувшись на спину, а я уставился в потолок. Скорость поезда ощутима, возросла, верхнюю полку судорожно затрясло. А в наушниках тем временем заиграло:
Стрелой горящей поезд режет пустоту
Послушный неизвестным силам
И стук колес здесь заменяет сердца стук
И кровь от скорости застыла
Обожаю эту песню, но в этот раз мне, что-то стало от неё не по себе. В ней поётся о крушение поезда, кажется. Кхех.
Движенье стало смыслом жизни
Что дальше будет - все равно!
Дрожит земля, дрожит горячий воздух
Стрела летит туда, где рухнул мост
Не жди других, пока еще не поздно
Разбей окно и прыгай под откос...
Поезд всё ускорялся и ускорялся. Снизу послышались нервные голоса моих соседей по купе. Что-то явно происходило. За окном стоял мрак.
В руках билет, чтоб мог ты с поезда сойти
И не играть в игру чужую
Но нет того, кому ты можешь предъявить
Свой тайный пропуск в жизнь другую
Весь этот мир в тебя вонзился
Летящей огненной стрелой
Свет погас, послышались голоса, плач ребёнка, и скрежет открывающихся дверей. «В чём же там дело?» - донёсся женский голос снизу.
Дрожит земля, дрожит горячий воздух
Стрела летит туда, где рухнул мост
Не жди других, пока еще не поздно
Разбей окно и прыгай под откос...
Поезд тряхануло, и вагон сильно накренился в сторону окна. Весь вагон наполнился горячим воздухом. Пот стал течь ручьём. Я привстал с постели, и вагон так сильно тряхануло, что от неожиданности я свалился вниз. Я стал жадно хватать ртом воздуха, но тот только обжигал мои лёгкие. Все, что было из метала в вагоне раскалилось, и начало плавится и стекать ручьём вниз. Схватив вещи, я выбрался в коридор, ковёр превращался в пепел, из соседних купе доносились крики. Я стал с трудом продвигаться вперёд, ноги вязли и липли к железному полу коридора. Лампы и стёкла лопались, руки покрылись тёмной коркой, становилось невыносимо. Я хотел кричать, но не мог. Когда же я добрался до выхода, я сначала попытался сорвать стоп кран, но ручка оторвалась, и я с трудом оторвал её с кусками кожи от руки. Всё вокруг полыхало, в коридоре толпились люди, оставляющие после себя на всём клоки одежды и запёкшейся крови и погоревшей кожи. Внутри всё перевернулось от этой картины. Но времени у меня не было, я с силой навалился на дверь, та же раскалённая до полужидкого состояния начала прогибаться наружу. Одежду на плече давно прожгло, и кожа утопала в металле, но я уже ничего не чувствовал. Всё вокруг покрылось тёмно алой дымкой. Дверь наконец подалась, и я отправился в полёт в тёмную бездну. Вначале огонь, одежда и волосы сгорали в яростном атомном вихре, а потом холод. Вначале было облегчение, а потом сырость и ярость ко всему миру. Я ещё смутно слышал стук колёс, отчаянные крики, хлюпанье, скрежет, грохот, в прикрытые глаза вкралась ослепительная вспышка. А потом тишина. ТИШИНА.
***
Я вздрогнул и резко встал с постели. По лицу тёк ледяной пот страха. Я долго не мог ещё заснуть, и думал об этом сне.
ВЕТЕР
Незабудка
27.12.2009, 17:14
О ВЕТРЕ...
Мне кажется, что иногда, чтобы почувствовать себя счастливым, бывает
достаточно просто постоять на ветру...
Нет-нет, не на ледяном. Говорят, такие страшные ледяные ветры дуют зимой в Торонто,
что по городу приходится передвигаться короткими перебежками - отогреваясь в маленьких кафе, чтобы, напившись горячего кофе или чая и набравшись таким образом мужества, заставить себя в очередной раз встретиться лицом к лицу с этим самым ветром.
Не знаю, как в Торонто, но в Париже зимой ветры дуют тоже совсем не радостные. Бесснежные, но такие студёные, что ой-ой-ой. Хочется горячих блинов с сахаром, хочется грога - много, глинтвейна - тоже много. Точнее, без конца.
А больше ничего и не хочется. Или на худой конец, добежать до Орсэ или до Лувра, чтобы с чистой совестью несколько часов побыть в тепле.
Толпа, правда, раздражает. Раздражает не тем, что много людей собралось в одном месте, под одной крышей, это, как говорят испанцы, lo de menos. А раздражает тем, что она именно толпа, разноязыкая, разношёрстная и такая бесцеремонная.
Но в общем, это тоже можно пережить, лавируя между, пропуская вперёд, кося глазами, чтобы никого не задеть, не толкнуть, не наступить. Много детей. Никак не пойму, какая радость молодым путешествующим издалека родителям гулять по зимнему выстуженному Парижу с двумя-тремя маленькими детьми, один из которых обязательно спит в коляске, про двоих остальных не говорю. Хотя, конечно, если не очень обращать на детей внимание...
Да, о ветре. Бывают такие ветры, от которых хочется жить. Как бывают и такие слова, от которых хочется жить.
Которые наполняют нас силой, дарят утешение и уверенность в том, что всё будет хорошо. Эти слова могут быть о чём-то совсем ином, вовсе не претендовать на истину в последней инстанции, но что-то в них такое будет, что наполнит наше сердце счастьем. И мы вдруг мгновенно, безо всякой на то подготовки, каким-то волшебным прыжком-полётом, окажемся в том месте, которое есть наш дом. Мы оказываемся в собственном сердце и узнаём, как на самом деле всё хорошо в его глубине. И как покойно и как надёжно.
Это ощущение, это волшебное чувство, это прикосновение к сердцу чего-то исцеляющего, оживляющего, это невероятное ощущение близости к чему-то, которое дарит тёплый весенний ветер, скорее всего, будет длиться совсем недолго. Минуту, две? Пятнадцать минут?..Пока мы идём домой или пока стоим на станции, повернувшись лицом, сердцем, всем своим существом развернувшись к ветру, своего рода подсолнух, ищущий источник нового блаженства.
Но в любом случае это ощущение очень скоро пройдёт. Как проходит оно, когда приходит поезд и мы бываем вынуждены смириться с разлукой и зайти в вагон.
Двери закрываются, поезд трогается. Ощущение восторга и благодарности, которое наполняло нас ещё минуту назад, исчезает без следа. Но память об этом ощущении остаётся с нами. И это самое главное.
Потому что в холодные бесцветные дни, когда сердце больше всего напоминает кучку пепла и меньше всего - цветущий сад, можно вспоминать. Вспоминать, что скоро, скоро придёт весна, а вместе с ней, в один из дней, прилетит такой ветер. Как раз такой, какой нужен,
чтобы встать, распахнув ему навстречу сердце, и почувствовать себя счастливым. Почувствовать себя дома. Почувствовать себя таким, каким ты был, а не таким, каким ты становишься с течением времени. И чтобы чья-то ладонь всё гладила, гладила, всё продолжала гладить твоё такое уставшее за зиму сердце...А ты бы всё стоял, стоял не шевелясь, ощущая его толчки и толчки ветра, и так бы они бились в унисон, внутри и
где-то вовне тебя, а ты бы всё стоял и стоял...
Два дня назад сквозь наш город откуда-то с северо-востока куда-то в Ваши края мчался такой силы ветер, что влекомые им облака напоминали длинные скорые поезда. Я стоял у окна и, созерцая заоконное пространство, очередной раз с удовлетворением сознавал, что вот сейчас занимаюсь своим самым любимым делом, ради которого, вероятно, и призван на этот свет: являюсь свидетелем великолепия Божьего Творения...ПРИРОДА ЕСТЬ ВЕТЕР! Ветер Божественных Вибраций, вдунувший в нас жизнь и поддерживающий её горение в наших существах! И это не метафора - это РЕАЛЬНОСТЬ, надёжная, умиротворяющая глубина нашего сердца, наш дом, в который мы забегаем минуты на две - на пятнадцать (великое везение!), чтобы потом опять скитаться в его поисках, находясь от него в нескольких движениях внимания. Потому что "Я ближе к вам, чем ваша кожа".
И спасибо, что есть ветер - взабравшись на любимый Форт Край Света и подставив себя его солнечному ветру, вспоминаешь-запоминаешь, кто ты есть на самом деле: ветерок Святого Духа, незримый и невесомый Рух, дыхание Парамчайтаньи, запертое, как джин в бутылке, в хрупком сосуде этого тела... И, стоя на этом ветру, ещё раз - в который уж раз! - радостно понимаешь, что, к счастью, для того, чтобы стать свободным ветром вовсе не обязательно "испускать дух" - просто нужно научиться жить так, как это умеет ветер: ни к чему и ни к кому не привязанно...
Свободно!
ВЕТЕР
Пyмяyx**
27.12.2009, 22:36
Красивые рассказы :)
Первый рассказ напомнил мне "Урок жемчужной устрицы" Айванхова.
Я, КОГДА ВТОРОЙ РАССКАЗ ЧИТАЛА, ДУМАЛА, ЧТО СОБЫТИЯ НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОИСХОДИЛИ.
И я так подумала.И с каким облегчением вздохнула,что это был всего лишь сон.А вам снились такие сны? Сны...где долго еще не можешь понять...а был ли мальчик?
Незабудка
29.12.2009, 08:36
Я тоже подумала...автобиографично. ..
Незабудка
29.12.2009, 08:40
Я, КОГДА ВТОРОЙ РАССКАЗ ЧИТАЛА, ДУМАЛА, ЧТО СОБЫТИЯ НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОИСХОДИЛИ.
От части...
Незабудка
29.12.2009, 08:48
И третий рассказ тоже реальный...
Незабудка
28.01.2010, 08:29
КТО ПОЙМАЛ ВЕТЕР В ЛАДОНИ
Где-то там, далеко-далеко, затерявшийся в пространстве и времени,
дремлет восточный город, Золотой Окме. На городской площади, утопая в
зелени деревьев и благоухании цветов, гордым Олимпом возвышается над
миром дворец хана Меннгли, богатого, воинственного, дерзкого и
своенравного. Весь мир лежит у ног его, всё золото Вселенной принадлежит
Меннгли, все прекрасные девушки любят его… Что ещё нужно великому хану?
Болеет Меннгли, вот уже пятую неделю не встаёт со своего богато
украшенного ложа. Самые лучшие врачи лечат хана и не могут ничем ему
помочь. Не всё подвластно на Земле человеку, даже самому мудрому и
красивому, даже самому известному и богатому. Текут густые слёзы из очей
великого хана, орошают быстрым потоком широкую грудь.
Во злобе приказывает он отрубить бесполезным врачам головы и повесить их
на городских стенах, чтобы неповадно было всяким недоумкам изучать
премудрости лекарских наук. Несчастных ведут на казнь, заламывают им
руки, кладут на эшафот их головы и безжалостно отрубают. Испуганный
вопль разносится по Золотому Окме. Нет больше врачей! Некому лечить
людей. Неистовство и злоба хана сменяются апатией и хандрой, жизненные
силы Меннгли иссякают. Болен великий хан. Ох, как сильно он болен!
Утреннее солнце своими лёгкими лучами скользнуло по розовым
лепесткам, побудив чудные цветы проснуться, благостно вздохнуть и
улыбнуться наступающему дню. Улыбки у роз щедрые и благоуханные.
Тянутся, тянутся лепестки навстречу солнцу, поют свой гимн великому
светилу. Нежные руки ухаживают за розовыми бутонами, питают их водой из
бриллиантового ручья. Лёгкое дыхание согревает листья, воркующий голос
поёт о вселенской любви. Наливаются цветом нежные лепестки, славят
хрустальными голосами свою ненаглядную хозяйку.
На закате горы с удивлением смотрят на белые холсты,
разместившиеся у их подножия. Глядятся в них как в зеркало и любуются
своим отражением. Солнце, устав бродить по белому свету за день,
закатывается за снежные вершины и, притаившись там, тихо дремлет, смежив
свои огненные очи. Художник смотрит на горы, и сладкое чувство
просыпается в его груди. Эльдар берёт в руки кисти и краски и колдует
над холстом, что-то весёлое напевая себе под нос. Краски ложатся ровно,
гладко, и не отличишь, где настоящие горы, а где – их отражение. Кто
видел его картины, тот не остался равнодушным.
Брат и сестра жили вдали друг от друга, каждый искал себя в
своём деле, она, выращивая розы, он – рисуя горы. И были они счастливы.
Бесконечно счастливы.
Кто-то сказал Меннгли, что живёт в далёком краю девушка, которая
выращивает розы, исцеляющие любой недуг. Ухватился за последнюю надежду
хан, велел доставить садовницу во дворец, пред светлые очи свои. Когда
Далила склонилась перед Меннгли в почтительном поклоне, пленительная как
весенний цветок, благоухающая ароматами роз, возрадовался хан,
вознадеялся, что излечит его недуг прекрасная как день девушка. Велел он
поместить её в самые лучшие покои дворца, приставить к ней служанок,
одеть в самые дорогие одежды, усыпать с головы до ног её тело
драгоценными камнями.
Далиле понравилось жить во дворце, питаться не грубой деревенской пищей,
состоящей из хлебных лепёшек, бобов и овощей, а вкушать заморские яства,
спать на расшитых золотом и серебром шёлковых простынях, пропитанных
запахами невиданных цветов, играть с «драгоценными побрякушками»,
диковинными фантазиями лучших в мире золотых дел мастеров. Девушка
могла целыми днями гулять по экзотическом саду хана, где росли
удивительные деревья и растения. Ей казалось, что она попала в рай.
Меннгли наблюдал за Далилой, по детски удивлявшейся чудесам райской
жизни, вдыхал аромат целительных Далилиных роз, пил специально
приготовленный для него девушкой живительный настой и поправлялся. Его
руки вновь набирались силой, его ноги опять могли двигаться быстро и
уверенно, и хан радовался своему пружинящему шагу, лёгкости своей
походки, плавности движений своего могучего тела.
Несколько месяцев прожила Далила в ханском дворце, и, наконец,
ей наскучила райская жизнь. Девушке захотелось вновь домой, в свою
хижину, к прекрасным розовым кустам, тоскующим по хозяйке. Она попросила
у хана разрешения уехать, Меннгли не противился. Он был уже совершенно
здоров, Далила оставляла волшебную настойку и засушенные розы для
целебного отвара. Хан щедро наградил девушку и отправил с почестями в её
селение.
Прошло несколько недель, и, несмотря на то, что Меннгли не
прекращал пить отвар и настойку, вдыхать аромат волшебных роз, он вновь
заболел и слёг. Придворные, воздев руки к небу, жалобно стонали и молили
бога пощадить их правителя. Срочно послали за Далилой, которая тут же
приехала с охапками свежесрезанных роз и в несколько часов излечила хана
от его недуга. Меннгли, счастливый оттого, что поправился вновь, отвёл
Далиле прекрасные покои, приставил к ней слуг и заявил, что с этого дня
девушка будет до конца своих дней жить во дворце. Нахмурилась Далила,
поджала свои розовые губы.
«Я не могу жить без моих роз и бриллиантового ручья, без моего родного
посёлка, отпустите меня домой», - сказала она хану.
«А я не могу жить без тебя, - произнёс Меннгли, - покуда я буду
жить, ты будешь жить при мне. Я прикажу посадить твои розы в моём саду,
ты будешь выращивать их и лечить меня».
«Я унесу тебя на самый край Вселенной.
Ты будешь лишь моей, навеки пленной.
Я одарю тебя сапфиром, жемчугами.
Осыплю златом: кольцами, серьгами.
Заворожу обманными речами.
Омою сладкими звенящими ручьями.
Преодолею все невзгоды и тревоги!
Царицей будешь в огненном остроге
Моей судьбы…
Согласна, свет мой солнце, или нет?»
Молчание в ответ.
Журчание в ответ
Живой воды
У белых ног.
Два шага до беды.
И слово «Нет».
В ответ».
Он приказал лучшим садовникам отправиться в селенье Далилы,
выкопать все кусты чудесных роз и посадить их в придворцовом саду.
Садовники выполнили приказание хана, но волшебные розы не прижились в
чудесном саду и погибли все до одной, сколько ни билась над ними
несчастная девушка, сколько бы ни дышала она на них, сколько бы ни
гладила она потемневшие листочки своими добрыми руками. Настал день,
когда не осталось ни одной целебной розы в ханском дворце.
Прошло несколько недель, и закончились волшебный отвар и
настойка из роз. Испугался Меннгли, что начнёт вновь болеть, но этого не
произошло, видимо, само присутствие Далилы не давало возможности болезни
хана развиваться. Меннгли с каждым днём становился всё здоровее, всё
сильнее, в то время как Далила увядала так же, как и её чудесные цветы.
Девушка тосковала по своему посёлку, по неторопливой размеренной жизни,
по хрустальному ручью, поившему её чудесные розы. С каждым днём тоска её
становилась всё невыносимее, всё сильнее. Далила стала похожа на тень, и
придворным казалось, что она отдаёт свои жизненные силы хану, пышущему
здоровьем и молодостью. Многие говорили Меннгли, что Далила тает, словно
зажжённая свеча, но он и слушать не хотел о том, чтобы отпустить
садовницу домой.
Садясь на мягкие, покрытые тонким узором подушки расшитого золотом
дивана, Далила, опираясь на локти, подолгу глядела в распахнутое окно на
мерцающие в тишине звёзды. Они звали её к себе, устремляя к девушке
огненные очи, приглашали в свои небесные постели. Вдоволь наглядевшись
на звёзды, Далила вставала с подушек, кулачком утирала навернувшиеся на
глаза бриллиантовые капельки и зажигала свечи: маленькие и большие,
пузатые и тоненькие, витые и гладкие, серебристые, белые, чёрные,
жёлтые. Она ставила их в подсвечники, сделанные в форме полумесяца,
издававшие тихий таинственный звон, на огромный персидский ковёр,
переливавшийся фантастическими радужными оттенками, и свечки начинали
разговаривать с ней. Что-то шептали любопытное, доброе, истинное, и,
тихонько бормоча, вытягивали её боль, уносили с растворяющимся в темноте
светом её тревоги и печали.
Однажды Далила загадала: если белая свеча будет медленно и долго гореть,
то и жизнь её окажется длинной-предлинной, а главное, очень счастливой.
Если же быстро растает, то…
Свечка ослепительно вспыхнула и погасла. Девушка неподвижно сидела и
смотрела огромными от ужаса глазами на чуть тронутую огнём погасшую
свечу и не верила тому, что видит.
Парча, шелка, самоцветы, дорогие украшения и ароматические масла
– все эти прелестные побрякушки, которые так радуют сердце любой
восточной красавицы, с тех пор не находили отклик в душе Далилы. Она с
нарастающей тоской думала об обязательных вечерних встречах с Меннгли, о
его взгляде, обращённом на неё: жестоком, жадном и эгоистичном. Стало
ныть сердце. Далила перечитала все книги, находящиеся в дворцовой
библиотеке. Там были толстые тома по астрономии, биологии, философии.
Далила любила вдыхать специфический книжный запах, гладить резные
переплёты, разглядывать великолепно выполненные иллюстрации к текстам.
Больше всего она пристрастилась к стихам. Рифмованные строки нашли живой
отклик в её скорбящей душе. Далила таяла подобно белой свече, только
медленно, практически незаметно для людского глаза. Она совсем не
изменилась, разве что кожа её стала прозрачной и тоненькой. И глаза
стали ещё больше. Своим светом Далила смогла озарить лишь небольшое
пространство дворца. Ей снились страшные, жестокие сны, в одном из
которых огромное чудовище гналось за ней, стремясь во что бы то ни стало
догнать беглянку, цепляясь за её длинные шелковистые волосы. Она
кричала, безуспешно пытаясь бежать ещё быстрее, и в самый последний
момент, когда силы её были на исходе, вдруг замирала и медленно
поворачивалась лицом к чудовищу…. Она не помнила концовки жуткого сна.
Далила просто боялась её вспомнить. Душа рвалась прочь из дворца, из
Золотого Окме, туда, где далеко-далеко, среди туманов и холмов течёт,
бурлит хрустальный ручей.
В тот день, на восходе солнца, когда цветы, словно бабочки
распускают свои крылышки, Далила проснулась от ощущения, что за ней
кто-то наблюдает. Она огляделась вокруг и никого не увидела. С
неимоверным трудом поднявшись с постели, девушка, еле передвигая ноги,
выбралась наружу, и её голова мгновенно испытала головокружение от
прохлады и свежести утреннего воздуха. Она сделала несколько больших
глотков этого ароматного воздушного напитка, вечного символа свободы, и
упала.
И звёзды, которые ещё не успели спрятаться от лучей
восходящего солнца, с тревогой наблюдали за дыханием Далилы. Они сделали
отчаянную попытку вернуть жизнь в умирающее тело при помощи своей
лучистой энергии.
Увы, звёзды не знали, что их целительный свет сможет дотянуться
до Земли лишь спустя тысячи лет, когда уже не станет ни Далилы, ни
Меннгли, ни самого Золотого Окме.
Когда солнце наконец-то достигло зенита, слуги нашли девушку
мёртвой среди диковинных деревьев ханского сада. Она лежала, широко
раскинув руки, тонкая и прозрачная, как стёклышко, словно кто-то выпил
из неё все её жизненные силы.
Всегда так бывает. Кажется, живёт человек, тихий и незаметный, возле
тебя. Дышит, любит, смеётся и плачет, ненавидит и грустит. Иногда и ты
злишься на него. Бывает, радуешься вместе с ним…
Но однажды беспощадная молния поражает дом твой. Человек этот
растворяется в воздухе мирозданья, уходит к Аллаху. И для тебя, того,
кто остался, мир перестаёт существовать. Действительность бледнеет,
становится подобной тени в полдень. И ты понимаешь, что этот человек
тебе дороже всех людей на Земле! Только осознание этого приходит
слишком поздно. Когда ничего уже не изменить, не исправить, не
переписать заново.
Похоронили Далилу в её селенье, на берегу хрустального ручья.
И с того самого дня болезнь вновь постучалась в покои хана.
«Найдите мне чудесное исцеление! Найдите!» - кричал Меннгли и рубил
головы своим придворным: одному за другим. Люди в ужасе бежали из дворца
в надежде укрыться от гневного взора хана. Их ловили и отрубали
несчастным головы.
Дни шли, королевство пустело. Но однажды перед дворцовым входом
остановился человек с мешком за плечами. Он решительно постучался в
железные ворота и сказал стражнику, вышедшему на его зов, что может
помочь хану выздороветь. Обрадованный стражник, ликуя, помчался с
радостной вестью в ханские покои. Меннгли собственной персоной вышел
встречать незваного гостя.
Накормив и напоив странника, хан спросил: «Ну и как же ты
будешь лечить меня, чужеземец?»
«Я – художник, рисую волшебные горы, которые избавляют человека
от любого недуга».
Он раскрыл полотно, и Меннгли ахнул. Такой обворожительной
картины он ещё никогда не видел.
«Сколько я тебе должен за эти чудесные картины?» - воскликнул
хан и дрожащей рукой притянул полотно к себе.
«А ничего не должен. Скажи мне только, великий хан, где живёт
моя сестра, садовница Далила, которая выращивает прекрасные розы.
Скольких людей я ни спрашивал о ней, все опускали вниз глаза и говорили
мне, что лишь хан Меннгли знает, где она», - ответил художник.
Побелел хан, капли пота выступили на его лбу.
«А почему ты ищешь свою сестру?» - прошептал он.
«Роза, которую когда-то давно посадила Далила у моего дома,
погибла. Боюсь, не случилась ли с ней какая-то беда» - ответил художник,
пристально вглядываясь в лицо хана.
«Нет, я ничего не знаю о ней, - ответил хан, - ищи свою сестру
по белу свету, и пребудет с тобой удача, странник».
Эльдар кивнул и проговорил: «И тебе я желаю удачи в жизни
твоей, пусть добро не покидает тебя, пусть глаза твои откроются
навстречу новому и неизведанному. Ибо для каждого когда-то настаёт время
изменить направление своего пути».
«Что говоришь ты, странник! Всё, что бормочешь ты там, это не
обо мне», - воскликнул Меннгли и нахмурился.
С этими словами он приказал слугам выпустить художника из
дворца и больше никогда не впускать. Эльдар забросил опустевший мешок за
левое плечо и побрёл, куда глаза глядят.
Хан же приказал развесить чудесные полотна по всему дворцу. Он
ходил и восхищался мастерством брата Далилы, чудом, вышедшим из-под его
кисти. Везде на картинах были горы: на закате и на восходе. Подсвеченные
лучами солнца, скрывающиеся во мраке, покрытые снегом, окутанные
туманом, разукрашенные травами и цветами. Горы дышали и жили, и свою
жизненную силу дарили тому, кто на них глядел. Спустя несколько дней
хан полностью выздоровел и вновь зажил счастливо и беззаботно.
Тосковал Эльдар по Далиле, много дорог исходил он. Но никто
так и не сказал ему, где его сестра. Иногда художник останавливался
посреди красивой лесной полянки, раскладывал свой мольберт, доставал
кисть и краски и рисовал. Затем отдавал свои картины за кусок хлеба и
кружку молока, бывало, расплачивался ими за ночлег, или же благодарил за
приветливое слово. Люди удивлялись картинам, восхищались ими, вешали на
стены в комнатках своих домов, и волшебные пейзажи озаряли чудесным
светом их тесные убогие жилища, дарили радость и счастье. Слава обгоняла
бедного художника, она неслась далеко впереди него, и когда Эльдар
заходил в очередное селенье, люди с ликованием встречали его, просили
показать новые картины, те, что успел он нарисовать по пути к ним. Люди
смотрели на лесные сюжеты, и им казалось, что это не их простой,
безыскусный лес, а какая-то волшебная полянка, окружённая загадочными
деревьями; что это не их обычная узенькая речка, а широкая полноводная
река, несущая свои могучие воды к океанам и морям. Каждая травинка на
его картинах, каждый мелкий листочек были исполнены значимости и
важности, выписаны с трепетом и любовью. Казалось, прикоснёшься к
искусно выписанному цветку, и он белой птицей упадёт в твои ладони.
В одном доме, где его особенно ласково приняли, Эльдар, сильно
уставший за день, облокотился о край дубового стола и уснул. И
приснилось ему, что он – хрупкий нарцисс, стоящий в прозрачной вазе с
пузырьками воды в окружении четырёх красивых мохнатых пушистых
лепестков. Эльдар почувствовал себя воплощением красоты и нежности, и
это ощущение было невыразимо словами. Так прекрасно! Художник
наслаждался бытием и целостностью себя - цветка. Он ощущал тонкий
аромат, им испускаемый, поражался прекрасному сочетанию своих нежных
лепестков и агрессивных веточек. Чудо из чудес! Чудо бытия. Сон давал
ощущение сказки, приятное, волнующее чувство игры с драгоценными
камнями. Раскрывшуюся тайну жизни…
И вдруг Эльдар увидел рядом с собой, в такой же стеклянной
вазе, прекрасную белую розу. Она искрилась и благоухала, жила и пела. И
показалось ему, что на него смотрит Далила.
«Далила, ты – роза?» - улыбнулся художник.
И роза на его глазах вдруг сморщилась и превратилась в прах.
А в ушах прозвучал голос Далилы: «Иди в северное селенье, к хрустальному
ручью, там и найдёшь меня».
Вскочил на ноги художник, схватил свои скромные пожитки и вновь пустился
в нелёгкий путь. Много дней и ночей провёл он в дороге. Много полотен
своих он роздал за кусок хлеба и глоток освежающего вина. Передумал
много разных дум, пока однажды не услышал слова:
«Я затерялась где-то во вселенной.
Хлебнула странный обжигающий напиток.
И стала вмиг прекрасной белой пеной
В воде морской, целующей улиток.
Петляя по морским просторам гладким,
Я стала для самой себя загадкой.
Зачем я в море? Счастье или горе
Мне быть морскою сахарною пеной?
Иль среди роз цвести на ветреном просторе?
Иль в небесах гореть сестрою звёзд нетленных…»
И понял тогда Эльдар, что не увидит больше в живых свою
прекрасную сестру, и сел он на холодный камень, и заплакал горючими
слезами. Что делать ему теперь, как жить дальше?
Неожиданно поднялся лёгкий ветерок, обвивший коконом
скрюченную фигуру художника и подтолкнувший его своей воздушной рукой:
«Вставай, иди туда, куда сказала тебе сестра! Не мешкай, ну же,
поспеши…»
Поднялся Эльдар с камня и побрёл, куда глаза глядят. Долго он
шёл, пока не добрался до покосившегося домика сестры. Какая-то неведомая
сила гнала художника к хрустальному ручью, туда, где любила просиживать
долгими часами Далила, играя с серебристыми, незамутнёнными людскими
пороками, искристыми водами.
Красиво журчал прозрачный ручей, что-то беспрестанно шептал он
заблудившимся путникам, что-то предлагал им, не воды ли испробовать?
Водица лёгкая, живительная, бесконечно сладкая…
Наклонился Эльдар над ручьём, отпил его воды, вытер губы
ладонью и, повернувшись назад, замер от восторга. На маленьком холмике
недалеко от ручья выросла белая роза. Она не раскрылась до конца, не
распустила своих изящных прозрачных лепестков, пока ещё не подарила миру
своей божественной целомудренной красоты и свежести. Подошёл к белой
розе Эльдар, опустился перед ней на колени и горестно заплакал.
«Вот только что и осталось от моей сестры! Этот цветок,
выросший вопреки всем невзгодам и горестям, несмотря на гибель его
хозяйки. Сорву-ка я белую розу на память о Далиле, положу нежный бутон в
грудной кармашек, поближе к сердцу. Пусть он слышит, как глухо оно
бьётся, как плачет сердце кровавыми слезами».
Попробовал, было, хрупкий бутон увернуться от рук художника,
да куда там, сломал Эльдар тонкий стрежень и унёс с собой белую розу.
Сколько бы ни бродил по дорогам Эльдар, где бы ни был, но не
завял хрупкий бутон в грудном кармашке, словно само сердце питало его
своей жизнетворной энергией. Бутон жил, дышал, трепетал и дарил своему
хозяину незабываемый сладостный аромат, аромат любви и надежды.
Одним жизнь приносит лишь радости, другим дарует печали –
таков закон её. И на Земле с каждым новым днём неисчислимо множится
калейдоскоп судеб. Звёзды зажигаются, звёзды гаснут. Мы привыкаем к
законам щедрого Бытия, и, отпечатывая их в своём сердце, благодарим
Всевышнего за то, что он не позабыл о нас, не оставил, а подарил Дорогу
и снабдил всем необходимым в пути. Вот тебе, Душа, кусочек счастья. Я
знаю, он крохотный, но зато как сладок он, как ароматен! Божественное
яство. Положи его под язык, и наполнится рот твой нежным вкусом чуда и
любви.
Вот тебе, Душа, ещё кувшин, наполненный горестями,
разочарованиями, болью и обидами. Отпей глоток горького напитка, после
того, как съеден кусочек счастья. Гармония будет восстановлена. Омой
горьким эликсиром руки свои, плесни на лицо твоё жгучей жидкостью и
улыбнись. Пусть влага эта беспощадно обжигает веки твои и очи, стремясь
выжечь их, как огонь выжигает огромные лесные массивы. Когда срок
действия жидкости закончится, на тебя, Душа, снизойдёт покой,
долгожданный и чудесный. Открыв обожжённые очи свои, поразишься ты тому,
что увидишь. Это твоя земля и, в то же время, не твоя. Мир изменился,
пока очи твои были закрыты, пока стонали они от невыносимой боли. Он
стал другим: ослепительно ярким и солнечным. На изумрудном поле рдеют
огромные маки, нашёптывая мудрые слова: «Ты изменился. Гусеница
превратилась в бабочку. Сердце твоё наконец-то бьётся в такт с другими
сердцами. Ты стал огромным: целая Вселенная глядится в тебя как в
зеркало. Ты изменился».
Ты смотришь на руки свои, и они кажутся тебе другими:
сильными и гибкими. Возьми в них кисть и краски. Очи помогут рукам
раскрасить мир…
А во дворце, с тех пор, как оттуда ушёл Эльдар, оставив свои
картины, стало твориться нечто очень странное. Когда наступала ночь, и
тени ложились на стены огромного ханского дворца, из какой-нибудь
картины Эльдара выходила стройная прозрачная девичья фигурка и бродила
по коридорам замка до утра, пока солнце не накладывало свой запрет на
жизнь существ, принадлежащих к миру теней. Слуги перестали ходить по
дворцу ночной порой, предпочитая отсиживаться в своих комнатах. Все они
боялись прозрачного призрака, с укором глядящего на каждого, кто видел
его.
Однажды Меннгли, проснувшись ночью от жуткого кошмара,
нарушившего его сон, позвал своего слугу, Джелая, который, трясясь от
страха при мыслях о призраке, ждущем его за стенами комнаты, не вышел на
зов Меннгли, решив, что лучше ему умереть от рук хана, чем быть
загубленным бесплотным духом.
Кричал Меннгли, вопил, но крик его терялся в стенах
огромного дворца. Так и не дождавшись ответа, хан вышел из своей спальни
в тёмные, чуть подсвеченные огрызками свечей коридоры.
Сжав в кулаки свои огромные руки, он, с клокочущей внутри
него яростью, решительно направился к спальне Джелая, но тень,
отделившаяся от стены, преградила ему путь. Меннгли замер и напрягся. Он
не узнал прозрачной, словно хрустальной фигуры девушки. Протянув руку,
попытался коснуться её тела, но пальцы легко прошли сквозь него. Фигурка
шевельнулась, серебристый смех огласил тишину, скопившуюся во всех углах
дворца. Бешено забилось сердце хана, замер он в нелепой позе.
«Кто ты, призрак, зачем ты здесь? Что ищешь?» - прошептал
он.
«Я та, кому суждено до конца времён бродить по этим
коридорам и пугать людей. Я та, чью жизнь выпил ты по капле. Я та, кто
родится вновь…» - прозвенел хрустальный голос.
«Далила! О, Аллах, это она!» - вскричал Меннгли и бросился
прочь от призрака, в свои богато убранные покои. Залетев, он трясущимися
руками запер дверь на засов.
Остальную часть ночи Меннгли не сомкнул глаз.
С тех пор ночи для хана стали порождением кошмара. Он
пытался заснуть, но сон бежал от Меннгли прочь. Ворочался с одного бока
на другой могучий хан и боялся зажмурить веки. Ворочался и слышал тихий
хрустальный голос, шепчущий: «Я та, чью жизнь выпил ты по капле…»
Невыносимо стало с тех пор жить Меннгли. Хотелось возвратить
свой потерянный сон, спокойную радостную жизнь, но призрак Далилы
неотступно следил за ним, беспрестанно, не давая ни минуты покоя
несчастному хану. Он лежал, закутавшись в шёлковое покрывало с головы до
ног, трясущийся от страха, измученный бессонными ночами. И стоило
Меннгли открыть глаза, как тонкая фигурка медленно вплывала в его
сознание. Скорбное лицо её светилось укором, руки были скрещены на
груди. И походило «стеклянное изваяние» на бутон белой розы, тонкий,
изящный, натянутый как струна.
«Я та, чью жизнь ты выпил по капле», - шептала девушка и склоняла свою
голову. Хрустальные капли падали на её грудь, растворяясь в пелене
складок белоснежного одеяния.
Много дней и ночей прошло с той поры, как увидел Меннгли призрак
девушки. Он похудел, и сам стал похож на привидение. Хан отказывался
разговаривать с придворными, всё больше молчал. Иногда выходил в сад и
глядел на прекрасные деревья, растущие в нём. Но и сад, раньше так
радовавший Меннгли, теперь не приносил ему успокоения. Потому что сквозь
каждую ветку проглядывала прозрачная фигурка Далилы. Каждая травинка
напоминала ему о ней.
И однажды, измученный ночными бдениями и кошмарами, хан
решил встретиться с призраком лицом к лицу.
Дождавшись ночи, с трепещущим сердцем, он открыл дверь своей
опочивальни и вышел в тёмный коридор. Тоненькая фигурка отделилась от
стены и вплотную подошла к нему.
Она смотрела на него своими прозрачными очами и молчала.
«Я не хотел твоей смерти!» - воскликнул Меннгли.
Она молчала.
«Я не мог жить без тебя!»
Она молчала.
«Я хотел жить, и лишь твоё присутствие давало мне жизнь. Я не знал, что
ты отдаёшь мне свою жизнь!» - на глазах хана выступили слёзы.
Она молчала.
«Ну, скажи мне, как я должен был поступить? Ответь же, ответь мне!
Человек перед лицом смерти цепляется за любую травинку. Ты была моей
травинкой, Далила! Ты подарила мне здоровье и силу! Кто мог знать, что,
подарив жизнь мне, ты жизнь потеряешь?»
Она молчала.
«Что нужно тебе от меня сейчас, призрак?!! Мы не можем спорить со своей
судьбой. Теперь поздно что-либо делать, слишком поздно. Видимо сам Аллах
распорядился так».
Меннгли отвернулся, прикрыв на мгновенье глаза, и глубоко вздохнул.
Справившись на мгновенье со своим страхом, он повернул обратно голову,
но уже не увидел Далилы. Девушка исчезла.
И снова великий хан Золотого Окме не спал всю ночь до зари,
лишь под утро смог вздремнуть полчаса. А когда проснулся, вспомнил свою
встречу с Далилой. Почему она ничего не сказала ему? Зачем тогда вышла к
нему навстречу из призрачной стены?
Впервые в жизни хан позволил себе задуматься не о своей судьбе,
а о жизни другого человека, загубленного им. С детства его приучали
думать только о себе и ни о ком больше. Ему говорили, что самое главное
– это человек, в чьих руках власть, лишь он и только он может
рассчитывать на блага Аллаха, а все остальные – подчиняются его воле,
желанию наместника Аллаха на Земле. Так зачем же думать о низших
существах? Они все легко заменяемы: на место умершего повара можно взять
другого повара, вместо одного садовника – другого. Что такое какой-то
садовник для огромного ханства? Букашка и только. Хан - совсем другое
дело. Он – сын Аллаха, стопа Создателя.
А тут Далила. Девушка, которая спасла его жизнь ценой своей собственной.
Садовница, чьи розы исцеляли…. Что же такого натворил Меннгли? Почему
Аллах допускает страдания хана из-за призрака какой-то садовницы? Что
это? Его промысел?
Меннгли садился на камень, замерший в укромном уголке сада, точно так
же, как и Эльдар и, скрестив руки на груди, размышлял. Перед его взором
проносились лица тех, кого убили по его приказу. Они смотрели на Меннгли
и молчали. Все до одного.
Менгли, Менгли, что же ты наделал? Что натворил?!!
Он ходил по коридорам дворца и подолгу рассматривал картины
Эльдара, пропитанные вольным духом, насыщенные запахами любви и
щедрости, словно в них хотел найти ответ на мучавший его вопрос. Краски
были яркие и живые, зовущие далеко-далеко, туда, к этим прекрасным
огромным горам. Контуры чёткие и трепещущие, несущие в себе отпечаток
бессмертной души художника. И хотелось Меннгли добраться до этих гор
самому, воочию насладиться величественной и незабвенной красотой горных
вершин, взобраться на самую высокую и … обнять руками весь мир.
«Как же он, этот Эльдар, любил горы и землю, по которой ходил!»
- думал Меннгли. – «Сколько силы и нежности в его чудесных работах.
Аллах создавал Эльдара с любовью. И Далилу тоже. Она ведь такая
красивая, тонкая, изящная, звенящая…»
Он стал по-другому смотреть на людей, подающих ему одежду, причёсывающих
его, готовящих ему постель. Повара, садовники, портные, сапожники,
служанки, одалиски, придворные архитекторы и парфюмеры, скульпторы и
ювелиры, дворцовая стража, - те, кто когда-то был для Меннгли серой
массой, все они стали людьми. Такими же, как и он, великий хан Меннгли.
Он смотрел, как готовит главный кондитер для него сладости. Как
медленно и в то же время уверенно двигаются его руки, с какой любовью
этими волшебными руками он взбивает крем, смазывает им пышные коржи,
обливает их шоколадной глазурью, лепит из белоснежной кремовой массы
причудливые фигурки и улыбается счастливой улыбкой.
А что мог делать он, Меннгли? Что за всю свою жизнь он сделал вообще?
Убивал людей. Даже не сам. Просто приказывал, и другие убивали.
Повелевал. И пользовался чужим трудом, с любовью выполненным. Восхищался
прекрасно ограненными бриллиантами и изумрудами, чудесно обработанным
золотом: перстнями, браслетами, кольцами, медальонами, цепями. Любил
закутывать своё тело в изысканные одежды, расшитые серебром и золотом.
И понял Меннгли, что Аллах любит всех этих людей ничуть не
меньше его, великого хана. Если не больше. За что его любить Аллаху? За
беззакония, которые он чинил в своём ханстве? За жестокое сердце и
бездушную душу?
Он не имел права отбирать жизнь у Далилы. Аллах не простит ему
Далилу, девушку, способную исцелить любой недуг, чьи розы – самые
прекрасные на Земле. Аллах не простит. Искупление греха подобно воронке:
чем больше мы думаем о нём, тем чаще грешим, тем холоднее наши души, тем
суше сердца. На тонкой нити, натянутой как струна, держится наша жизнь.
Когда поднесут к ней остро наточенный нож? Нить порвётся, и останется
только лишь боль. Боль утраты надежды и покаяния. Столько судеб
загублено, столько сердец унесло время и жестокая воля человека,
возомнившего себя Богом. Вершившего беззакония якобы по воле Аллаха.
Непреходяща скорбь, безжалостна кара. Остави душу мою, Боже, убереги
сердце моё от печали! Не дай умолкнуть струнам ясным, тонким, звучащим в
глубинах естества моего! Спаси или уничтожь, к тебе молитву обращаю…
Он вышел в ночной коридор и замер в ожидании. Меннгли молил
Аллаха, чтобы Далила вышла из стены. Он ощупывал взглядом пространство,
сжимал руки в кулаки и ждал.
Девушка явилась неожиданно. Шелестя белоснежными одеждами, она протянула
к нему свою бесплотную руку: моя ладонь имеет много линий, и все они
сплетаются в тугую, крепкую «косу». Взгляни на свою ладонь, нет ли там
такого же знака судьбы? Есть? И ты ещё сомневаешься в воле Аллаха? Скажи
же мне то, что должен сказать!
Меннгли смотрел на призрак, очи его пылали странным, завораживающим
огнём.
«Я не должен был отбирать у тебя жизнь», - прошептал он, склонив голову.
– «Я бы умер тогда, ведь так? Именно это желал Аллах, смерти моей, а я
не понял его воли?»
Призрак отрицательно покачал головой.
«Я ничего не понимаю. Как же тогда я должен был поступить? Ты не могла
жить во дворце. Я не мог жить без тебя…. Как же тогда? Как же, Далила?»
Призрак ждал, загадочно улыбаясь.
«Я убил тебя, запретив жить в далёкой деревушке, у хрустального ручья.
Так и нежная орхидея не живёт в холодных странах. Невзирая на богатую
подкормку, она погибает от нехватки света. Отпустив тебя домой, я обрёл
бы вечный покой в мягкой земле неподалёку от дворца своего».
Призрак молчал.
Нахмурился великий хан, прикрыл очи свои. И представилась вдруг
его внутреннему взору живописная картина: далёкое селенье, где травы
шелковисты и зелены, и круглый год цветут сады, где тихо и благодатно, и
журчит, смеётся ласковый хрустальный ручей, дарующий утомлённому путнику
отдохновение и покой. Где когда-то жила прекрасная садовница, чьи руки,
касаясь розовых лепестков, превращали их в эликсир жизни…
И Меннгли понял. Лицо его озарилось внутренним светом, и хан
воскликнул: «Это ведь я должен был поехать с тобой и жить неподалёку от
хрустального ручья! Это я, я сам должен был изменить свою жизнь! Ну
почему, почему раньше не приходило мне это в голову? Ведь истина так
проста!»
Да, Меннгли, простая истина иногда бывает почему – то очень
сложна, а главное, далека, как крохотные звёзды, посылающие нам свой
мерцающий свет. И воля Аллаха всё равно исполнится. Рождённый для одной
доли, да найдёт её. Иди с миром по дороге своей, Меннгли.
…Глядишь ты на ноги свои. Они затянуты в дорожную обувь,
покрытую священной пылью странствий. Великое путешествие давно уже ждёт
тебя. Ты, наконец, вырос, чтобы отправиться в него. Раскрой улыбку свою
навстречу Дороге и благослови её. Она даст всё, что нужно тебе. Все
камни на ней – твои, и лишь не прозревшему и слабому духом боязно
собирать их. Очи его не видят истины: каждый камень на пути к свету –
источник мудрости, богатство, которое невозможно переоценить! Что по
сравнению с ним золото таинственных подземных пещер, которое стерегут
странные существа, похожие на людей?
Око прозревшего мудро. На первом камне написано: «Проснись!» На втором:
«Сон есть жизнь». На третьем же мудрое око видит надпись: «И в смерти –
счастье». И поцелуют губы камни на дороге, и поднимут руки их все до
одного, аккуратно сложив в суму за плечами, и понесут. И не будет та
ноша тяжела страннику. Ибо знает он, в конце пути камни претерпят
изменение. Станут шелестом гонимых ветром облаков, звоном хрустального
ручья, медовым ароматом весенних цветов...
Солнце ещё не загорелось на востоке, когда, широко распахнув
потайную дверь ханского дворца, вышел человек, закутанный с головы до
ног в тёмно-коричневый плащ. Он на секунду остановился, взглянул на
дворцовые стены, слабая усмешка озарила его лицо, и, отвернувшись,
медленно побрёл по каменистой дороге, ведущей прочь из города Золотой
Окме.
Не великое ли благо – не знать, куда идёшь? Не спорить с судьбой, а жить
с улыбкой на устах? Дорога мудра и обязательно приведёт к разрушенной
безымянной Башне. Запасись терпением, о, нашедший Башню свою! Построй её
заново и подари ей новое имя. Ты теперь сможешь сделать это, ибо руки
твои сильны, а глаза видят. Когда в Башне вновь загорятся огни и тепло
старинного камина озарит уютным мерцанием возрождённые из пепла залы,
позови в гости всех, кто был с тобой в минуты радости и горя, отчаянья и
тоски, счастья и удачи. Всех без исключения: и друзей, и учителей твоих.
Накорми их, напои, услади слух прекрасной мелодией, одари всех: дай
каждому то, что необходимо ему, и не запирай дверей, ты слышишь? Не
запирай.
Эпилог
Никто не знает, кто они, эти люди. Их трое. Один из них – художник. Он
рисует то, что видит, и картины его прекрасны. Художник дарит их людям
со словами: «Пусть принесут они вам счастье и радость!» Второй странник
– тонкая, почти прозрачная девушка с ангельской улыбкой. Она раздаёт
людям чудесные белые розы, и их волшебный аромат освобождает болезных от
мук, одолевающих их несчастные тела. Люди боготворят её.
И только третий странник никогда не обнажает своё лицо. Он молчит,
всегда молчит. В руках его – холщовая сумка. Он прижимает её к своей
груди и тихо улыбается. Один из предметов, хранящихся в сумке, глиняный
кувшин, всегда наполненный искристой живой водой. И если кто-то страдает
от жажды в полуденный зной, Всегда Молчащий с готовностью развязывает
мешок и достаёт из него кувшин. Наливает в доверчиво подставленные ему
ладони прохладной воды, которая наполняет странника, мучающегося от
нестерпимой жажды, могучей энергией. И эта жизнетворная энергия помогает
идти дальше, не останавливаться, не сворачивать со своего Пути.
Так и ходят они по земным дорогам, счастливые и свободные. Подобные
ветру, ласкающему их стройные тела.
И люди знают: пока есть на земле любовь, верность и доброта, не оскудеет
мир.
ветер
Незабудка
06.02.2010, 09:01
СУДЬБА
«Я та, кого в твоей судьбе
Сам Бог послал тебе навстречу.
В холодный день, и в знойный вечер
Отрадой буду я тебе.
Я та. Безмолвна и легка,
Скользит туманная дорога,
И в млечном свете маяка
Иду к тебе через века,
Благословлённая рукою Бога….»
«Так труден и горек
Был Путь твой ко мне….
Позволь одарить тебя всем, что имею!»
Ещё не пробился ни один лучик света на востоке, а мгла,
окутывавшая пространство степи, тяжёлыми складками уже оседала на
землю, приводя в обратное движение нетопырей и неугомонных сверчков.
Дорога, угловатая, скользкая после дождя, с тяжёлыми комьями не
раздробленной земли, змеилась под ногами, свёртывалась, скручивалась,
неумолимо уводя всё дальше и дальше от родимых мест человека с котомкой
за плечами. Ему было тридцать лет. Острый нос, большие серые глаза, шрам
на левой щеке, искорёженный страданием рот. Капли пота струились по
широкому лбу к переносице, оставляя грязные коричневые дорожки. Он на
секунду приостанавливался, приподнимал большой палец левой руки и
старательно «слизывал» им солёные, пропахшие усталостью капли. Ощупывая
языком пересохшие губы, шёл дальше, потрясывал полупустой котомкой.
Человек не пом-нил, сколько дней брёл он по этой дороге, сколько хуторов
и сёл встретилось на его долгом пути. Он возвращался с войны,
увернувшийся от злодейки-пули, целый и невредимый, одинокий, озлобленный
на весь свет, но не сдавшийся. Никого у него не было на земле. Родители
давно умерли, а семьи завести не успел, опередила война. Так и шёл он в
поисках стоящей работы и небольшого уголка, в котором нашла бы приют его
осиротевшая душа.
Почуяв чьё-то дыхание за своей спиной, он замер на секунду, а
затем резко обернулся в надежде разглядеть существо, нарушившее горькое
табу солдатского одиночества. Это был старик в тёмном плаще,
сгорбленный, седой, лохматый. В худых руках держал палку, раздробленную
годами дорог. Старый человек кивнул солдату и протянул ему свою ладонь.
«Дай мне что-нибудь жевнуть, солдатик», - пробормотал он, и глубокие
мимические морщины пробороздили его лицо. Котомка за солдатской спиной
разом потяжелела, как-то обмякла. В ней находилась походная фляга с
прогорклым вином да кусок свинины вперемежку с заплесневевшим хлебом,
что дала сердобольная хозяйка последней хибары, в которой ему
посчастливилось заночевать.
«Что ж я дам тебе, отец, коль мне тоже есть хочется, а впереди –
пустота и неизвестность? Когда я доберусь до ближайшего хутора, а?» -
прошептал хрипло солдат и тут же устыдился своим словам. Старик угрюмо
потупился вниз и, отвернувшись, зашагал прочь. Солдат помешкал, помялся
и крикнул её и, торопливо в ней порывшись, вытащил на божий свет
завёрнутые в газетные листы, потемневшие от времени куски незамысловатой
пищи. Старик взял из его рук газетный свёрток, развернул, понюхал и
проглотил не жуя. Солдат молча протянул ему флягу с вином. Тот откупорил
горлышко, поднёс к потрескавшимся губам и, не расплескав ни капли,
сделал несколько глубоких глотков. Солдат стоял и смотрел, не мигая, на
то, как случайный попутчик расправляется с его едой. Лишь иногда шумно
сглатывал слюну, осознавая, что наполнить своё собственное чрево ему
теперь придётся нескоро. Старик вытер об осиротевшую газету свои руки,
скомкал её и отбросил подальше за ненадобностью. Затем перевёл свой
взгляд на солдата и улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
«Куда идёшь, солдат?» - спросил он.
«Куда глаза глядят. Ищу работу и жильё», - пробормотал солдат, отводя
глаза в сторону. Ему неприятно было глядеть на человека, который,
опустошив все его съестные запасы, не нашёл ни единого слова для
выражения благодарности.
«Не гневайся на меня, - вдруг проговорил старик, - хочешь узнать
что-нибудь из своей будущей жизни? Я могу тебе сказать…»
«Да кто ты такой? Колдун? Предсказатель судьбы?» - солдат скривил губы.
«Да-да, что-то вроде этого», - усмехнулся старик, и странные искорки
заплясали в его карих глазах.
Солдат свёл брови на переносице и, немного помолчав, нехотя
протянул: « Ну, раз ты колдун, тогда поведай мне о моей судьбе. Где
она, моя судьбинушка? Есть ли она на белом свете?»
Старик усмехнулся, удовлетворённо кивнул, мол, понял, и указал
рукой в сторону, где мгла расступалась, и день приходил на смену ночи.
«Иди на восток, пару часов пешего хода, и ты у своей судьбы за пазухой».
Солдат впился глазами в полосу предрассветного неба, ничего
примечательного там не увидел и повернул голову обратно, спросить, не
шутит ли старик, но упёрся взглядом в пустое пространство. Его странного
спутника уж и след простыл. Холодок пробежал по солдатской спине. Он
дёрнул себя за ухо, не спит ли? Но дорога всё так же змеилась, впиваясь
острым языком в горизонт, а котомка была абсолютно пустой, не считая
двух капель вина, которые оставил ему сумасшедший старик. «Ну и дела!»
- воскликнул солдат и покачал голо-вой. Затем он решительно повернул в
направлении, указанном ему стариком, и стремительно пошёл навстречу
своей судьбе.
Когда вдалеке показалась крыша ветхого домишки, подобного сыроежке
после дождя, облепленной еловыми ветками и палой листвой, солдат не
удивился и лишь ускорил и без того быстрый шаг. Постучав в дверь,
тихонько отворил её и вошёл в тёмный, затхлый предбанник. «Эй! Кто
здесь?» - крикнул он и затаил дыхание, прислушиваясь к громкому биению
своего сердца. Никто не ответил. Солдат прошёл в комнату, огляделся.
Посередине стоял широкий, видавший виды, стол с четырьмя стульями,
прилепившимися к нему с разных сторон. На столе высилась бесконечная
груда тарелок всевозможных конфигураций, чашек с отбитыми ручками,
ложек и вилок, в беспорядке разбросанных по дубовой поверхности. На
стене, над столом, висела картина в ржавой раме с нарисованным на ней
средневековым сюжетом. В углу замерла икона божьей матери, чуть
прикрытая красивой тканью, расшитой чьими-то умелыми руками. Мадонна,
цепляющаяся за своего божественного сына изящными ручками, глядела
скорбно и осуждающе, словно говорила: «Грешник! Великий грешник…»
Солдат отвернулся от иконы и замер в проёме двери, разглядев узкую
щель в стене, свидетельствующую о том, что комната, в которой он
находился, не единственная в этом доме. Он подошёл к отверстию и
просунул в него руку. Что-то треснуло, и дверь, не заметная глазу,
подалась, открывая проход в «иной мир». Солдат протиснулся в узкий проём
и вошёл в комнату.
У окна, загороженная сеткой от мух, стояла узкая кровать, на которой
кто-то лежал, скорченный и маленький. Он подошёл ближе и нагнулся над
тельцем, пытаясь рассмотреть существо, скрючившееся под грудой тряпья,
наваленного на него кусками. Это была крохотная женщина, спящая с
открытым ртом. Лицо её было обезображено язвами, маленький череп мог
похвалиться полным отсутствием волос. Скулы острыми брусками торчали на
бледном лице, руки, положенные поверх тряпья, истекали гноем. Она
открыла глаза и прищурилась, заметив возле себя человека. Лицо её
исказила гримаса боли, придав ему глупый, отвратительный вид. «А-а! -
прохрипела женщина, - дайте мне воды, я хочу пить. Прошу вас, пить,
пить…» Глаза её закатились в приступе боли, гнойные руки задёргались в
сумасшедшем танце. Солдат опешил от столь чудовищ-ной картины,
открывшейся ему. Странные мысли молниями сверкали в его голове. Жуткие
чувства копошились в его сердце. Ему было и жаль бедную женщину,
умирающую от ужасной болезни в своём убогом жилище, и в то же время,
хотелось бежать прочь отсюда, поскорее, как можно быстрее прочь! Он
метнулся в другую комнату в надежде раздобыть там воды для умирающей.
Пошарил по кружкам. Оглядел кувшины и кастрюли, оседлавшие низкую лавку
с подломленной ножкой. Пусто. Воды не было нигде. Солдат развёл руками и
тут вспомнил, что в его фляге осталось немного вина. Какая – никакая, я
всё-таки влага, питьё! Он вывернул наизнанку котомку, отвинтил крышку у
заветного сосуда, доставшегося ему от отца, и выцедил драгоценные капли
в первую попавшуюся кружку. Опустив глаза внутрь керамической ёмкости,
удовлетворённо кивнул, мол, хватит, чтобы напиться. Сцепив узловатые
руки на гладкой поверхности кружки, солдат прошел в комнату, где лежала
женщина, осторожно ступая, боясь выронить драгоценность и разбить. Он
поднёс кружку к алчущему рту и наклонил её как можно удобнее. Женщина
дрожащей рукой обхватила кисть солдата и отхлебнула из кружки.
Закашлялась, съёжилась вся, распрямилась и допила остатки. Солдат
выдернул свою кисть из гнойных рук и отставил кружку в сторону.
«Благодарю вас», - тихо прошептала женщина и закрыла воспалённые глаза.
Ещё секунда, и она спала глубоким, ясным сном, словно только что
укачанный материнской рукой младенец.
Солдат присел на её кровати и задумался: «Вот те на…. Как его
угораздило явиться сюда! Пришёл и облегчил муки несчастной». Он уже
чувствовал себя героем, как вдруг вспомнилось морщинистое лицо старика,
его белозубая улыбка и слова: «Иди на восток, и попадёшь к своей судьбе
прямо за пазуху».
Испарина прокатилась по его спине. Моя судьба? Вот это чудовище с
гнилым черепом, зловонное, грязное, покрытое слоем смрадного тряпья?!!
Не может быть! Это неправда, ложь!!!
Но старик криво усмехнулся и кивнул головой: «Может-может,
солдатик. Всё так и есть».
Солдат встал и выпрямился во весь свой немалый рост. Нужна ли
такая судьба кому-то? Захочет ли кто такую долю? Он ещё раз взглянул на
приоткрытый рот, впалые щёки, острый нос, отсутствие ресниц и бровей,
гнойные язвы, копошащиеся подобно червям на умирающем лице, и решил
покончить с мучениями существа, которое чуть не стало его драгоценной
судьбой.
Украдкой взглянув на спящую, поднёс к её лицу руку и тут же
отдёрнул. Страх, завёрнутый в не-приязнь, закопошился в его душе.
«Зачем старик обманул меня? Разве может это существо быть моей судьбой?
Чем она больна? Проказой? Он посмеялся надо мной, над моей доверчивостью
и наивностью. О! Как я ненавижу его! Чудак…»
Солдат размеренно побродил кругами по столовой, незаметно для себя
выцепляя глазами предметы, образующие пространство комнаты. Взгляд его
приковался к тускло поблескивавшему топору с большим грубым древком,
замершему под лавкой. Солдат подошёл, нагнулся и, протянув руку, выудил
топор из его логова. Оглядев его со всех сторон, мужчина удовлетворённо
кивнул: орудие под-ходило для дела, которое он задумал совершить.
Решив, что одного древка будет достаточно, чтобы проломить лысую
голову «судьбы», солдат подкрался к кровати и, размахнувшись, резко
ударил древком по лбу спящей женщины. Послышалось глухое: «Буп!», и
тонкая струйка крови потекла из мгновенно образовавшейся раны на мягко
очерченный нос. Мужчина склонился над своей жертвой и прислушался к
дыханию. Ничего не услышав, выпрямился, схватил дрожащими руками котомку
и топор и бросился вон из дома.
Он шёл без остановки несколько часов кряду, а когда, наконец, на
мгновенье замер, чтобы остудить перегревшиеся от напряжения естественные
человеческие вентиляторы – лёгкие, страшная мысль пронзила его
воспалённый мозг: забыл в доме свою флягу! Ту самую, что подарил ему
отец, уходя на войну. Единственную памятку, метку…
Он понимал, что возвращаться обратно нельзя, и сердце обливалось кровью.
Кинув взгляд на небо, облепленное серыми барашками облаков, он изумился
его жизненности и строгой красоте. Сочный синий цвет вперемежку с
жемчужно-серым. «Почему небо всегда одинаковое: и когда на Земле мир, и
если даже война? Я убил человека только из-за того, что какой-то
сумасшедший старик поведал мне, что она – моя судьба!»
Солдат устало повалился на траву, согнул ноги в коленях и прикрыл
лицо руками.
«Что я наделал? Ну что я наделал?!! Да, я много убивал. Но то были враги
моего народа. Если б не я, то тогда бы они…. А её, эту женщину, зачем
я убил? Что сделала она мне плохого? Только попросила воды…. Но она всё
равно уже умирала. Так, может, я облегчил её муки? О, если б это было
так. А ежели болезнь её не была смертельной, и у неё имелись все шансы
выжить, что тогда?»
Солдат отмахнулся рукой, попытавшись отогнать собственные мысли на
физическом плане. Согнувшись пополам, он ещё долго сидел на шёлковой
траве и смотрел в синее-синее небо, постепенно догадываясь, что все
дела, творимые людьми на земле, безразличны небу. Оно равнодушно
наблюдает за людскими радостями и страданиями, драмами и
трагикомедиями, развёртывающимися где–то там, внизу…
Прошло пять лет. Солдат исходил множество дорог и сменил огромное
количество сапог, в которых бродил по нехоженым тропам. Он менял города
и деревни, как модница меняет перчатки, устраивался на работу и через
некоторое время уходил с неё, понимая, что она не для него. Многие
женщины выражали желание разделить с ним свою судьбу, подарить ему тело
и душу. Но сердце солдата молчало.
Его всё время влекло куда-то, словно чья-то невидимая рука
наматывала сердечные нити на тонкие пальцы и, нанизав достаточное их
количество, тянула к себе изо всех сил. От этого ему становилось так
тяжело, настолько холодно и больно, что хоте-лось вылезти из своего
жилища и, подобно волку, завыть, глядя залитыми солёной влагой глазами
вверх, на ущербный лик земного спутника. Тогда он вспоминал тот нелепый
домишко и тщедушное тельце, обмотанное грязными лохмотьями, и топор,
занесённый над лысой головой. И слёзы катились по его щекам. Горькие и
густые.
Город, который явился очередной преградой на его бесконечном пути,
звался как-то по-детски: Незнанск. Оказавшись в его чертогах, солдат
сразу же почувствовал светлую ауру этих мест. Домики были белыми,
чистенькими, ухоженными. Дороги – не разбитыми временем, из цельного
светло-серого кирпича. На главных улицах, где скапливались тесными
грудками крохотные магазинчики, пахло свежевыкрашенной кожей,
пряностями, тёплыми душистыми булочками. Все эти запахи смешивались
между собой, создавая невообразимо прекрасный, восхитительный аромат
человеческого тепла и любви. Встречные улыбались солдату. Некоторые
приветственно поднимали руки и кивали ему. И солдат удивлялся такому
настроению людей, словно не было в Незнанске горестей и бед, как будто
война обошла этот чудесный город стороной. А он ещё не забыл о войне, не
успокоился, не смог выкинуть из головы страшный образ смерти. Он был
там, на поле боя. Один.
Ему понравился Незнанск. И солдат решил устроиться на
какую-нибудь работу. Подышать счастливым воздухом города, понежиться в
лучах любви и доброты. У толстого румяного булочника он узнал, что на
окраине города строится небольшая церквушка, в которой
иконописец-художник ищет себе в помощники сильного мужчину с адским
терпением и тягой к искусству. Тяги к искусству у солдата не
наблюдалось, а вот терпения было, хоть отбавляй. Ну, какая такая помощь
может потребоваться блаженному художнику? Стропила подбивать, лестницы
подтаскивать, кисточки вытачивать и смешивать краски. Работы, даже
такой, солдат не боялся и не стеснялся. Всякое дело хорошо, если к нему
подойти с уважением и любовью.
Солдат приблизился к храму и оглядел его. Не-большой куполок
сверкал на солнце, отражая своей чистой поверхностью голубизну
городского неба. «Хорошо…» - протянул солдат и ступил на церковный
порог.
Художник оказался маленьким, худощавым, с остроконечной
бородкой, суетливым человеком. Мало приглядный, с бегающими глазками, он
походил на юродивого, если бы не был одет в добротный костюм, состоящий
из полосатых брюк, бело- тканой рубашки, вышитого ярким узором жилета и
твидового пиджака. Откидывая светлые волосы назад тонкой рукой, он так
взмахивал маленькой голо-вой, что, казалось, сейчас опрокинется и
окажется на дощатом церковном полу. Голос его был высокий, тонкий,
ломающийся.
Когда он что-нибудь говорил, если закрыть глаза, представлялся
на его месте ребёнок, подросток лет четырнадцати. Но, увидев, как
художник работает, солдат проникся уважением к этому худенькому,
лишённому какой бы то ни было привлекательности, человеку. Глаза его
оживлялись, морщинки расправлялись, губы чуть вздрагивали и становились
алыми. Хрупкое тельце вытягивалось в струн-ку, и от этого он становился
чуть выше. Тонкими изящными пальцами художник брал кисть и мелкими
взмахами принимался накладывать краски на подготовленные солдатом стены.
А его странный подмастерье любил стоять и смотреть, как тот работает. На
деревянной палитре «красный кадмий» разбавляется «белилами» и «жёлтой
охрой», добавляется какой–то ещё, лишь одному художнику известный
состав, и начинается колдовство над ликом Мадонны. Мазки ложатся ровно,
мерно, справа чуть больше, слева – менее насыщенно. Получается тонкий
овал. В мешанину красок на палитре добавляется крупица «синего
кобальта», крохотная капелька «коричневого марса», и лик приобретает
живость, жизненность. Колонком прорисовываются крылья носа, на
закругления ноздрей добавляется немного «карминной краски», словно Божья
Матерь намеревается заплакать. Точечные мазки обозначают маленький рот,
чуть приоткрытый, как будто Мадонне не хватает воздуха, так стеснена её
грудь от волнения за своего Ребёнка, которого она с величайшей нежностью
держит на руках. Над глазами художник работает днями. Божественные очи
должны быть чистыми, безукоризненно красивыми, такими, чтобы можно было
утонуть в их глубине, забыться и успокоиться. Любит тщательно
вырисовывать хрупкие и в то же время сильные руки, которыми Мать держит
крохотное Дитя своё. Пальчики розовые, с тёплыми подушечками, острые
блестящие ноготки. Голубенькие жилки замысловатым узором переплетаются
друг с другом на тыльных сторонах кистей. Малыш сидит уверенно, игриво
поглядывая на Мать. На затылке топорщится крохотная белая прядка
кудрявых волос. Маленькая розовая ножка смешно выглядывает из-под
складки пурпурной мантии, неплотно облегающей тело Мадонны. Фоном для
божественного семейства служит девственный лес, бриллиантово-зелёный, с
яркими птицами, порхающими на пушистых ветках невиданных деревьев, с
причудливыми цветами, распускающими свои нежные лепестки под сенью их
гигантских сородичей. Так представляется художнику рай, место, которое,
словно магнит, притягивает к себе любого христианина; заповедник,
пропуском в который служит безгрешная жизнь.
Солдат со вздохом опускал глаза и отходил от тщательно
раскрашиваемой стены.
Работа в церкви занимала всё его время, оставляя лишь «отдельные
кусочки» на сон и еду. Но он не жаловался. Только сейчас, наконец,
почувствовал, что та тянущая боль, не дававшая ему возможности спокойно
дышать, пропала, словно её никогда и не было.
Храм должен был вот-вот открыться, и священник, длинный, худой, с
чёрными горящими глазами, ступая осторожно, и подозрительно оглядываясь
по сторонам, привёл нескольких женщин в бежевых платочках, которые,
словно пугливые лани, стайкой сбились у входа и, раскрыв рты, с
восхищением рассматривали творения маленького художника. Солдат с
интересом изучал пришельцев, узнав, что все они – церковные хористки с
ангельскими голосами. Священник где-то нашёл пюпитры, «лани» вытащили из
огромной сумы ноты и, окружив своё рабочее место, запели. У них были
чистые голоса, и все они на самом деле чем-то напоминали ангелов,
особенно одна, в чёрном, вышитом цветами по подолу платье. Ей было лет
двадцать пять. Худенькая, с огромными синими глазами, чуткими ноздрями,
розовыми щеками и нежно очерченной верхней губой, женщина торопливо
оглядела солдата и потупила свой взор. От этого быстрого взгляда у него
перехватило дух. Сглотнув слюну, мужчина отвернулся к стене и продолжил
работу. Но руки не слушались его, и какая-то неведомая сила заставляла
вновь и вновь возвращаться к мыслям об очаровательной молодой хористке.
Хотелось ещё раз оглянуться и окинуть взглядом синеглазую с головы до
ног. Голоса струились и лились подобно горным ручьям, великолепным
каскадом срывающимся с высоченных хребтов. И ему казалось, что среди
этой гармонии он угадывает голос той, что затронула его сердце. Не
выдержав, солдат оглянулся и с радостью увидел, что женщина тоже смотрит
на него. Улыбка осветила её приятное лицо, и по всей груди солдата
пьянящим потоком разлилась сладкая волна чувства, дотоле ему неведомого.
С тех пор хористки каждый день приходили в храм и подолгу
репетировали свои партии.
И каждое утро солдата начиналось с ожидания, когда придёт
синеглазая, с её светлой улыбки, адресованной ему. Она, как и другие
женщины, всегда была в кремовом платочке, и солдат не знал, какого цвета
её волосы. Однажды он пошёл вслед за ней и увидел, как, стаскивая с
головы платок, она обнажила белокурые прядки, мелкими кудряшками
разлетевшиеся по ветру. Взглядом обнимая тонкую фигурку женщины, её
изящные ручки, хрупкие ножки, выглядывавшие из-под длинной юбки при
ходьбе, светлые волосики, смешно копошащиеся при движении, солдат вдруг
решил, что она должна непременно стать его женой. И с каждым днём его
уверенность в этом росла, пока, наконец, он однажды не подошёл к девушке
и, взяв её за руку, не произнёс заветные слова, вызвавшие искреннее
удивление у синеглазой. Она стояла и смотрела на него, не отрываясь, и
лишь минут через десять, тихим мелодичным голосом, произнесла: «Вашей
женой? Но вы же меня совсем не знаете!»
«Разве? - искренне удивился солдат. – Не знаю? Да мне кажется, я всю
жизнь только и думал о тебе, разговаривал с тобой, шёл к тебе».
Женщина недоуменно посмотрела на солдата, но спорить не стала.
Лишь тихо вспыхнули синие глаза. Его предложение было ей приятно. Он
узнал, что живёт она с братом в тесном домике недалеко от городской
площади. У брата есть семья: жена и двое детей, мальчик и девочка. Имя
его избранницы было уникальное, звенящее, мудрое, красивое: Изабелла.
Так назвала её мать, давным-давно умершая и теперь следящая за своей
дочкой с не-бес. Солдат провожал Изабеллу в её каморку, и каждый раз
спрашивал: «Ну, когда же, когда?» Она лишь тихо улыбалась одними синими
очами и уходила. Он решился набраться адского терпения и ждать до тех
пор, пока сама не скажет: «Пора!» И терпению его можно было
позавидовать. Прошли осень, зима, и наступила весна с тающими корками
льда, журчащими ручейками, звенящими капелями, блестящими голубыми
каплями на медленно оживающих деревьях. Изабелла пела в церковном хоре,
а солдат, закончивший свою работу в храме, и напросившийся к
понравившемуся ему ещё по приезде в Незнанск булочнику в подсобники,
каждый вечер приходил в церковь и слушал, как поёт его возлюбленная. По
выходе оттуда он брал её под руку и медленно вёл по направлению к дому,
осторожно ступая, словно боясь спугнуть свою трепетную «лань». Девушка
улыбалась своими синими глазами, нежно брала его за руку и, пожимая на
прощание подушечки его жёстких пальцев, подобно тени растворялась в
темноте своего дома.
«Сколько же это может продолжаться?» - бурчал солдат себе под нос и
уходил восвояси несолоно хлебавши. Это длилось до тех пор, пока он
твёрдо не вознамерился спросить Изабеллу в последний раз, и, если и на
этот раз получит отказ, уйти из города навсегда. В тот вечер девушка
была мила и разговорчива, и, когда они были уже у стен её дома,
прошептала: «Я согласна стать вашей женой». Земля стала уплывать из-под
ног солдата. Он не верил неожиданно обрушившемуся на него счастью. Да и
кто мог быть на Земле в тот момент счастливее его? Он перецеловал все
пальчики по очереди. Она засмеялась, и этот смех райской арфой прозвучал
в душе солдата.
Брат ничуть не удивился такому исходу дела и дал им своё
благословение на брак. Свадьбу решили сыграть через неделю: скромное
венчание в новом храме и праздничный обед. Изабелла светилась от счастья
и подолгу смотрела на жениха своими синими очами, полными нежности и
любви.
Она обожала скромные незабудки. Могла часами ходить по лугу и
любоваться этими неприхотливыми цветами. Когда солдат приносил ей
крохотный букетик незабудок, улыбка озаряла розовое девичье лицо, и
Изабелла, вытянувшись в струнку, обнимала жениха за плечи и ласково
прикасалась губами к щеке. «Почему ты так любишь эти простенькие
цветочки?» - поинтересовался как–то он у своей невесты. Изабелла
по-доброму улыбнулась и поведала о том, что много лет тому назад мама,
принесши домой букетик незабудок, рассказала ей одну красивую легенду.
И эту самую легенду Изабелла помнит и любит до сих пор.
«Легенда о незабудке»
«В одной далёкой стране шла война. Брат воевал против брата, отец против
сына. И не было ей предела. Но, как известно, даже в военное время
хочется любить и быть любимым. И в крохотном городишке этой жестокой
страны юноша и двушка полюбили друг друга. Не было конца их объятиям,
не было счёта поцелуям, которыми одари-вали они друг друга. Люди
смотрели на счастливую парочку с восхищением, и никто из них даже не
подумал сказать о влюблённых, мол, устроили пир во время чумы!
Время шло, и юноше исполнилось двадцать лет. По законам этой страны –
обретение мужской силы, достижение совершеннолетия. И в день своего
рождения ему пришлось надеть военную форму, чтобы отправиться на войну.
Он пришёл к любимой и, поцеловав на прощание, произнёс: « Увидимся ли
мы вновь?» Горючие слёзы потекли по девичьим щекам, и она припала к
груди возлюбленного, судорожно сжимая что-то в своих руках. «Что прячешь
ты в ладошках?» - спросил юноша. «Букетик незабудок. Я сорвала их на
лугу для тебя сегодняшним утром» - прошептала несчастная девушка и
протянула ему измятый букет. Юноша хотел, было, взять из дрожащих рук
синие цветы, но, помедлив, решительно произнёс: «Нет, я не возьму эти
хрупкие цветы! Поставь их в вазу на окошко, и, если они не завянут до
того времени, как я приду домой, и всё так же будут радовать глаз своим
сиянием, стоя на окне, это явится для меня знаком твоей верности и любви
ко мне».
Опечалилась девушка. «Но цветы имеют обыкновенность вянуть, ибо нет
ничего вечного на Земле», - робко прошептала она. «Вот как? Значит и
любовь, и преданность женщины – всего лишь утренний туман, который сам
по себе развеивается к полудню?» - отпарировал ей жестокий юноша и ушёл,
не оглядываясь.
А девушка поставила синенький букетик в прозрачную вазочку на окошко
своего дома и принялась ждать. Прошёл день, и ещё один, и ещё. Каждый
вечер глядела она на незабудки и вспоминала своего жениха….
Цветы завяли. Но находчивая девушка не расстроилась. Она побежала на
соседний луг и нарвала синих незабудок, которые поставила в блестящую
вазочку на окошко своего дома….
Прошло много лет, война закончилась, и юноша, за долгие годы трудностей
и лишений ставший мужчиной, вернулся, наконец, в родной город. С
замиранием сердца он шёл к дому, в котором жила его невеста. Мужчина
давно уже раскаялся в своих жестоких словах, обращённых к любимой,
понимая, что не могут незабудки «ждать» вечно.
Каково же было его удивление, когда он разглядел на блестящем окошке
домика своей невесты букетик синих незабудок, живописно притаившийся за
цветной шторкой! Сердце мужчины залила непомерная радость.
Его любимая выбежала к нему навстречу и нежно обняла его, плача и смеясь
от счастья. И, обезоруженный таким проявлением преданности, он
произнёс: «Боже мой, неужели твоя любовь ко мне столь велика, что
произошло чудо, и букетик си-них незабудок не завял, а, наоборот,
будучи бессменным сторожем твоего сердца, дождался меня?» Ничего не
ответила ему девушка, лишь таинственно улыбнулась. Незабудки же с тех
самых пор стали считаться символом вечной, неувядающей любви и женской
верности»…
Солдат не помнил, как прожил эту неделю и как дождался, наконец,
своего звёздного часа. Разодетый и надушенный, он вошёл в дом невесты,
чтобы повести её под венец. Изабелла стояла в белом воз-душном платье,
тоненькая, прозрачная, окутанная паутинкой фаты.
Новоиспечённый жених торопливо схватил её за руку и увлёк за
собой. Он смутно помнил, что происходило в церкви и за праздничным
обедом. Всё ждал, когда, наконец, они останутся одни. Изабелла сидела,
потупившись, вся пунцовая от волнения, охватывавшего её. Солдат теребил
маленькие пальчики и губами прикасался к мягким ладошкам, пытаясь
нежными движениями показать всю силу своей любви к прекрасной невесте.
Когда последний гость покинул дом, они поднялись наверх, где им
была приготовлена огромная кровать, застеленная тонким, пахнущим
лепестка-ми роз, бельём. Изабелла не сопротивлялась, когда он
стремительно раздел её и, уложив, торопливо и судорожно овладел её
телом. Она лежала прекрасная в своей наготе и настороженно смотрела на
смахивающего с губ капли пота солдата. Он решил приласкать её в знак
признательности за то наслаждение, которое невеста подарила ему, и,
отодвинув белокурую прядку со лба, наклонился, чтобы поцеловать.
Огромный, на весь лоб, шрам глядел на него. Всё похолодело у него
внутри. «Откуда это?» - только и смог тихо произнести.
Изабелла тяжело вздохнула и рассказала ему, как несколько лет
назад она жила с мамой в глухой, богом забытой деревушке, в маленьком
домике у дороги. После войны жить было голодно, даже соль тяжело было
раздобыть, не то, что кусок румяного пышного хлеба. Многие умерли с
голоду, в том числе и её мама, которая все крохи отдавала своему
несравненному чаду. Но, похоронив маму, Изабелла оказалась перед лицом
ещё большей опасности: тиф доделывал то, что не сумел сделать голод. И
девушка слегла. Вокруг не было ни души. Она лежала одна в пустом доме
без малейшей возможности выжить. И однажды к ней забрёл какой-то
человек, который, напоив её вином из походной фляги, ударил несчастную
древком старого топора, валявшегося в горнице под лавкой. Изабелла не
знала, как долго она провалялась без сознания, но, когда очнулась, жар
спал. То ли великолепное здоровье помогло ей выжить, то ли молитвы
Божьей Матери, её заступницы и хранительницы. Тот человек забыл впопыхах
серебряную флягу, из которой поил её вином, и которую Изабелла хранит до
сих пор в память о странном и жутком событии, чуть не погубившем её
жизнь.
Она подняла на него свои синие глаза и прошептала горько: «Я так и
не узнала, что же сделала этому человеку плохого? За что он меня так?»
Солдат потупился в пол и ничего не сказал, а, когда его невеста
заснула, поднялся с супружеского ложа, собрал свои вещи и, выбравшись из
дома, по-брёл, куда глаза глядят. Прочь от Незнанска, подальше от своей
судьбы. И не мог он себе объяснить, зачем сделал это. Только в чистые
синие глаза своей прекрасной жены взглянуть был не в состоянии.
Ему бы с ней век прожить, а он бежал от своей единственной любви как от
чумы…
Прошло десять лет. И в хороводе дней и ночей, проведённых без
Изабеллы, он смог-таки притупить душевную боль. Воспоминания о ней
заглушились новыми жизненными впечатлениями, борьбой с нескончаемыми
трудностями. Солдат долго путешествовал. Побывал в дальних странах,
многое увидел и познал. Жар египетского солнца опалил его тёмные брови и
волосы. Солёная вода Тихого океана высушила клетки его смуглой кожи.
Пронзительные ветры северных стран заставили его мускулистое тело стать
твёрдым как кремень. Жизнь сделала солдата мудрым так же, как когда-то
несчастная любовь – угрюмым и злым.
Очутившись снова в Египте, солдат по привычке зашёл в один из
древних храмов, покрытый от пола до потолка странными, диковинными
надписями. Разглядывая рисунки и иероглифы, он и не заметил, как прошло
около двух часов. Завороженный странными статуями в полный человеческий
рост, пирамидионами, расставленными в определённом порядке во всех
углах храма, солдат предавался своим думам в тот миг, когда человек,
пристально наблюдавший за ним в течение полутора часов, неожиданно
подошёл к нему.
Древнеегипетский парик, подведённые охрой глаза, белое длинное
одеяние, - так он выглядел. Улыбнувшись, протянул навстречу солдату
сухие тонкие руки: «Мы ждали вас, пройдёмте!» Наш герой, опешивший,
крайне удивлённый, медленно побрёл за жрецом, таращась по сторонам,
стремясь окинуть взглядом всё пёстрое, разноцветное пространство храма.
Красивее места он не видывал. И теперь искренне восхищался мастерством
художников и скульпторов, украсивших стены и ниши древнего дворца.
«Храму восемь тысяч лет, а великие надписи не стёрлись, не растворились,
не выцвели, не были уничтожены руками варваров» - прошелестел жрец,
заметив искры восхищения в глазах солдата. Они проходили комнату за
комнатой, и солдат замечал, что потолки каждой следующей залы на
несколько сантиметров ниже предыдущей, а стены – уже. Жрец всё сильнее
сгибал свою спину, и лишь усмехался про себя, поворачивая к солдату
лицо. « Мы рады, что вы, наконец, пришли. Мы ждали вас» - добавил он,
остановившись в крохотной тёмной комнатушке, где горел всего лишь один
факел, да и тот невыносимо чадил. Солдат онемел от такого странного
гостеприимства, и стоял, молча, вопросительно смотря на умное, покрытое
сеткой морщин, лицо жреца.
Неожиданно ему почудилось, будто стены комнатки расступились, и
вошло ещё несколько жрецов в светлых, лёгких одеждах. Они окружили
солдата и о чём-то заговорили друг с другом на незнакомом ему языке.
Некоторое время спустя, после бурных прений, жрецы заулы-бались и,
подойдя к солдату вплотную, принялись его щупать руками. Он весь
съёжился от странных действий «египетских монахов» и попытался вырваться
из плотного круга, но не сумел: жрецы были сильны. Они сорвали с него
всю одежду, оставив лишь нательный крест и, взяв за руки, потащили
куда-то вниз, в открывшийся в стене проход, из которого вышли сами.
Сколько они брели по мрачным коридорам, солдат не ведал. Но когда
усталость стала брать над ним верх, его завели в абсолютно круглую залу,
украшенную разноцветными изображениями, а также множеством странных
овальных светильников, озарявших пространство комнаты непривычным,
режущим глаза, оранжевым светом. Посередине комнаты стояло узкое,
покрытое непонятными надписями, ложе. Разместив на нём солдата, жрецы
тихо удалились, и он услышал, как заскрипели засовы: его заперли! Страха
солдат не испытывал, он бывал в переделках и похуже. Рядом с кроватью он
заметил поднос с едой: несколько белых сухарей, кисть чёрного винограда
и бокал сладкого вина. Насытившись незамысловатой пищей, забылся
мертвецким сном. Очнувшись, заметил, что светильники изменили цвет с
оранжевого на лиловый. И от этого «превращения» место его заключения
показалось ему причудливым и необычным. Со стен на него глядели,
изображённые на больших квадратных полотнищах, странные существа и
предметы. Это были и люди, и звери, и падающие башни. Он смотрел и
смотрел, не в силах оторваться. Прежде всего, солдат обратил внимание на
изображение Смерти с косой. Старуха злобно усмехалась, а тёмные глазницы
её, казалось, вбирали частички его души. Коса поблескивала в лиловых
отсветах. Солдат вспомнил войну, убитых товарищей, сладость победы и
торжество над смертью. Ликование. Смерть подмигнула ему, и мужчина понял
вдруг, что она специально проходила мимо него на полях сражений лишь для
того, чтобы он очутился здесь, в этой зале. Лик Смерти тот-час перестал
волновать его. Следующей была картина, изображавшая молчаливого
человека, медленно бредущего в потёмках с фонарём. И солдат вспомнил,
как одиноко плёлся по ночной дороге, мечтая лишь о пристанище и куске
белого хлеба, как встретил старика, напоил его вином из серебряной
фляги и узнал о своей судьбе. Ударив топором Изабеллу, он не сумел своим
ужасным поступком стереть то, что написано в Книге Жизни. Лишь прочнее
затянул узел на своей шее. Он и сейчас отшельник, никому не нужный,
никем не любимый. Сердце мучительно сжалось. Отшельник вышел из картины
и протянул к нему свой тусклый, запылённый годами долгих одиноких дорог,
фонарь: «На, оглянись вокруг, прозрей! Хватит блуждать в потёмках своей
грешной души. Время настало». Солдат перевёл взгляд на другую картину,
где были изображены мужчина и женщина, взявшиеся за руки и глядящие с
любовью друг на друга на фоне поднимающегося солнца. Эта картина не
принесла ему успокоения. Кто они? Почему их встречу освещает солнце?
Неужели на Земле может быть счастье? Не-ет!» - он отвернулся от
изображения любовной идиллии и упёрся взглядом в другую картину: это
была женщина с повязкой на лице. В руках она держала весы.
Справедливость! Каждый получит то, что заслужил. Женщина сорвала повязку
с лица, и на ошеломлённого солдата уставились пустые глазницы Смерти. Он
прикрыл глаза, повалился на ложе. И неожиданно понял, что, выйдя из
своего, практически добровольного заточения, уже никогда не станет
таким, как прежде.
Потянулись дни и ночи. Он и не знал, дни это или ночи. Ему
приносили еду, отхожий горшок, переодевали, обмывали, и оставляли
наедине с самим собой и с изображениями на стенах. Солдат молчал, жрецы
были немы, и лишь улыбались ему, мягко, ненавязчиво. Каждый миг приносил
свои плоды.
Иногда один из жрецов жестом показывал ему, мол, следуй за мной,
и выводил своего «гостя» на «прогулку». В тёмных коридорах храма было
достаточно холодно, и солдат видел пар, исходящий из его рта при
дыхании. Они совершали несколько кругов по узким, озарённым лишь
крохотными светильниками, коридорам храма. И в странном полумраке, при
одиноком сиянии тоненькой свечи, которую ему давал жрец при выходе из
круглой залы, в холоде, душа солдата очищалась. На ум ему приходило
удивительное слово: инициация. Солдат не знал, что оно означает. Но
душой понимал: круговые коридоры древнего «монастыря» - это те
страдания, которые приходится испытать душе на Земле. Он думал так: «Во
тьме кромешной бредём мы, в полном незнании, в тёмных, холодных
коридорах земного бытия. Идём, и бьётся в дрожащих руках трепетный
огонёчек свечи, грозя потухнуть каждую минуту, каждый миг прохождения
нами земных страданий. Вот она, свечка – душа, тускнеет, огонёк
становится очень тоненьким, хрупким, и сердце замирает в ужасе: сейчас
она потухнет! И мы своей ладонью прикрываем огонёк, защищаем его от
неминуемой гибели, задерживая и без того тихое дыхание. И нас
вознаграждают: огонёк вспыхивает, разгорается с новой силой. Вздохнув с
облегчением, идём дальше. И чудные мысли рождаются в нашей голове: «О,
Боже, дай выстоять мне на трудном жизненном пути! Пошли покой, смирение
и силу. Дай мне пройти скорбный мирской путь сей с должной храбростью, в
полном молчании и мире с самим собой. Пошли, Боже, блаженство покоя и не
дай свечке – душе потухнуть ранее срока, тобой отведённого». Солдат
оглядывался назад, на бредущего следом за ним жреца, и видел его лицо в
хрупком блеске крохотного огонька. Подсвеченное изнутри, оно было
одухо-творённым. Святость лежала на челе его.
В боковом проёме храма полустоптанные ступеньки вели вверх, в
«кельи» жрецов и «трапезную». И хозяева изредка позволяли своему «гостю»
заходить туда. В «трапезной» было крохотное окошко со старинной
решёткой. И только оно, это маленькое, покрытое пылью веков стекло,
являлось связью солдата с внешним миром. Он подолгу глядел в это окошко,
упираясь взглядом в чудную равнину с растениями, которые подобно морским
волнам, бегут по египетскому полю под воздействием лёг-кого ветерка.
«Воля!» - мысленно восклицал тогда солдат. Теперь он знал, что
чувствует душа, вырвавшись из тяжких земных пут, что видит она! Находясь
в запутанных лабиринтах жизни, путешествуя по тёмным коридорам земного
бытия, «частичка господня» уверена, что лучшей доли для неё и не бывает,
всё для здесь неё внове, всё интересно. Но лишь вырвавшись на свободу,
она, наконец, осознаёт, как далеки земные чертоги от Рая. Только познав
«подвал», поймёшь, что есть «небо». И это окошечко с древней решёткой
явилось для «добро-вольного узника» маленькой щелью в Царствие Божье. И
солдат тосковал по Дому, - вернуться бы туда! Но понимал, что ещё не
время, слишком рано, он не выполнил миссии, предназначенной для него
Всевышним. Иногда он ощущал райские ароматы, казалось, испускаемые
самими древними стенами, бывало, слышал стройное мужское пение,
торжественное и чистое, заставлявшее его вспоминать об Изабелле, её
нежном голосе.
Как-то он услышал странный шум, словно неведомые силы заиграли
великолепную, неслыханную доселе никем мелодию. Может быть, это лишь
ветер играл в той самой оконной решётке. Но солдату хотелось думать, что
это ангелы поддерживают его, помогают не сбиться с пути…
Он свыкся с изображениями Смерти и Отшельника, Башни и
Сумасшедшего. Ему нравился Иерофант. Мог часами смотреть на Правосудие и
Воскрешение. Но мужчину и женщину, взявшихся за руки и улыбающихся друг
другу на фоне выплы-вающего из мглы солнца, он ненавидел.
Однажды, проснувшись, обнаружил возле себя огромную, расписанную
странными знаками, Книгу. Он раскрыл её и стал разглядывать. Диковинные
символы: птицы, люди, руки, ноги, кресты всевозможных расцветок и форм
заполняли толстые жёлтые страницы. Солдат долго, с восхищением,
рассматривал её, пока вдруг неожиданно не осознал, что понимает
сокровенный смысл этих знаков. Здесь рассказывалось о судьбе Египта, о
его легендарном прошлом. Картины былого великолепия и могущества этой
необыкновенной страны вставали перед его внутренним взором. Он
наслаждался победами древних полководцев, восхищался смелостью великих
царей древности, способных помериться силой в схватке с леопардом или
огромным львом.
Солдат видел Тутмоса 111, играющего мускулами закалённого годами
тренировок тела, который забирается в боевую колесницу, туго обматывая
свою талию поводьями и стегая позолоченной плетью прекрасных белогривых
жеребцов, встающих на дыбы при каждом развороте колесницы. У них такой
же крутой нрав, что и у царя. В бою, одинокий, сдерживающий порыв
разъярённых лошадей, он правит ими одним движением своего торса, ибо
руки фараона заняты стрелой и луком, бьющими врага без промаха…. Много
величайших битв выиграл Тутмос 111, великий завоеватель. Много радостей
и горестей вкусил он за свою долгую, полную приключений жизнь.
А на другом куске исторического полотна великий царь – борец,
несравненный Эхнатон, протягивает свои руки к вельможам, а в них –
золотые кубки, броши, перстни с драгоценными камнями. Он дарит их свои
любимчикам, «счастливчикам на мгновенье». На время их жизни на Земле.
«Пользуйтесь, носите, всё равно это не ваше и не моё. «Великое Ничто» -
вот истинный хозяин изумительных изделий из драгоценных металлов.
Берите, я легко отдаю то, что мне не принадлежит, и вам принадлежать не
будет, ибо не являемся мы хозяевами даже тел своих. Берите, пользуйтесь
и радуйтесь, что были выпущены из «Великого Ничто», чтобы насладиться
лёгкостью и красотой своего бытия и навсегда убраться обратно. Древний
мастер, изготовивший эти чудные вещицы, чьи руки – золото, чьё сердце –
арфа, а душа – песня, без сожаления отдал мне их. Ибо знал: «Всё
проходит. И этот миг пройдёт, и следующий». Энергия души великого
мастера останется в прекрасной вещи, и поэтому, чтобы жить вечно, нужно
творить. Творить так, чтобы и через тысячелетия «эфемерные создания
Господа» приходили в восторг от созерцания её. А вы уйдёте из этого мира
навеки, ибо тот, кто не созидает, не отдаёт миру энергию своей
бессмертной души, не живёт вечно. Так что берите драгоценные вещицы,
забавляйтесь ими и не забывайте меня, вашего владыку, которого, после
его смерти, с радостью втопчете в грязь, предадите вечному позору,
говоря: «Он бредил всю свою жизнь. Эхнатон был сумасшедшим». Ваши же
далёкие потомки усмехнутся и мудро возразят вам: «Он был воистину велик,
этот гениальный сумасшедший!» И вот я, отдающий своё золото вам, мои
прелестные «иуды», чудовищный сумасшедший, не кану в Лету, а останусь в
Вечности, буду жить в сердцах потом-ков. Вы же, позорящие меня,
испаритесь, нигили-руетесь, станете дорожной пылью, ибо имя вам –
ничто»…
Хуфу преклоняется перед древними пирамидами, возвышающимися
золотистой громадой над платом Гизы. Он изучает древние надписи, ходит
по тёмным коридорам Великой Пирамиды, надеясь разгадать её тайну.
Десятки жрецов, самых умных людей страны, призваны неутомимым фараоном
для раскрытия тайны Пирамиды. Хуфу не жалеет золота, драгоценных камней,
шёлковых тканей и великолепных украшений, рассыпая их коврами у ног
умнейших из умных. Он умоляет мудрецов приподнять плотную завесу
чудесной тайны. Хуфу знает, что Пирамида никогда не служила усыпальницей
царю. Она всегда была пустой. Много лет бьётся фараон над загадкой
величайшего чуда света, но жрецы, отвергая золото и драгоценности,
молчат. Тайна остаётся неразгаданной.
Погружённый в дела мира «иного», солдат не знает, что прошли не
месяцы, а годы. И его заключение подходит к концу. Он изучил историю
древней страны, познал то, о чём мечтал Хуфу, во злобе начертавший своё
имя на одной из стен Пирамиды, дабы хоть как-то стать причастным к делам
вечности. Этот смешной поступок оставил память о нём на тысячелетия,
придав любопытному царю ореол величия.
Из Книги солдат узнал тысячи различных рецептов излечения от многих
смертельных болезней: как заживлять язвы, избавляться от водянки,
успокаивать разбушевавшуюся кровь, заставить биться остановившееся
сердце и многое другое. Книга обладала странным, волшебным свойством:
читая мудрые записи, человек не просто проговаривал их в уме. Но
проживал их, проигрывал в своей реальности, как будто всё было наяву.
Десятки раз ему приходилось делать операции на сердце, тысячи раз он
успокаивал зубную боль, сотни раз излечи-вал тиф, проказу и чуму. Изучал
строение человеческого мозга – вместилища души, делал сложнейшие
операции на полушариях самого загадочного человеческого органа. Руки его
стали сверхчувствительными, зрение - острым, обоняние - тонким. Бывший
солдат нашёл, наконец, ключи от ворот Мудрости. Взгляд его стал
отрешённым, движения – медленными и плавными, улыбка – всепрощающей и
кроткой. Отдыхая от чтения Книги, Целитель продолжал изучать изображения
на стене, приходя в восторг от умного лица Папы, находясь на вершине
Колеса Счастья, оплакивая заточение человеческой души в Богадельню,
посмеиваясь над мужчиной, который не в силах выбрать из двух
возлюбленных себе жену. Он уходил в «коридоры изображения» и гулял по
миру иллюзий, прекрасно осознавая, что в этой вселенной свои законы, и
невозможно понять, чья реальность более жизненна: та, в которой он
существовал, или эта, красочная, символьная, слепленная из эфемерных
мыслей причудой человеческого разума. Когда что-то в картине тревожило
Целителя, рождая непонимание в его душе, он раскрывал Книгу на любой
странице и находил ответ, для него предназначенный. Герои картины
двигались, разговаривали, смеялись, любили и ненавидели, заставляя
Целителя плакать и радоваться вместе с ними. Иногда он сам становился
героем картины, и тогда архетипическая история совершалась уже не просто
на его глазах, а в глубине его многострадального сердца.
Характер освещения его комнаты изменялся через определённые
промежутки времени, помогая Целителю начинать либо завершать день.
Обновлялась не только цветовая палитра, но и его форма. Только теперь
мужчина стал понимать, как разнообразны проявления цвета и что
семицветной радугой ограничивается лишь земной мир, а в Божьем
Вместилище есть даже целая Вселенная, построенная на высших проявлениях
цвета. Увидев и объяв многочисленность, неисчислимость, бесконечность
миров, Целитель осознал весь размах Божьего Промысла.
Когда жрецы в белых мантиях вошли в его комнату в полном составе
и поклонились ему в ноги, Целитель встал и, скрестив руки на груди,
прошептал на древнеегипетском: «Я ухожу. Хочу забрать с собой лишь вот
это!» - и он указал рукой на картину, изображавшую мужчину и женщину,
которые улыбались друг другу на фоне восходящего солнца. Жрецы
склонились ещё ниже. И Целитель, подойдя к стене, протянул руку по
направлению к картине. Полотно, задубевшее от времени, вдруг стало
мягким и лёгким и,подбитой птицей соскользнув со стены, упало на ладонь
Целителя. Он обмотал его вокруг своей руки, поклонился в пояс жрецам и
медленно вышел в открывшийся между стенами узкий проход. Путь, по
которому он выбирался к свету, был ему до боли знаком. На протяжении
не-скольких лет он летал по замысловатым проходам в своих «снах» и
«инициационных походах».
Выйдя из храма, Целитель остановился на мгновенье, любуясь
красотой открывшегося ему вида. Он вдохнул сухой египетский воздух,
улыбнулся солнцу, прекрасному Ра, плывущему в золотой ладье навстречу
своей смерти, чтобы затем, подобно птице Бену, сгорев, возвратиться в
мир обновлённым, и решительно побрёл прочь из Египта. Был уверен, что
обучение не окончено, и тибетские мудрецы с нетерпением ждут его….
Прожив в монастырях Тибета несколько лет, Целитель, наконец,
занялся практикой: лечением людей. Он ходил по Земле, и где бы ни
появлялся, народ спешил к нему, зная, что пришёл к ним не простой
человек, а пророк, целитель, маг. И он оправдывал народные чаяния,
исполнял просьбы людей, находя странное удовлетворение в благих деяниях.
Желал всем здравия и счастья, зная, что сам счастливым не станет
никогда.
Несколько раз посылал письма в Незнаск, умоляя брата Изабеллы
рассказать ему об её жизни, но ответа не получал. Однажды донеслась до
него весть, что его жена покинула райский городок и уехала куда-то, не
вынесши косых взглядов, кидаемых на неё городскими жителями, как на
брошенную. От вести этой сердце Целителя сжалось и замерло. Синие глаза
Изабеллы преследовали его по ночам, в полдень, на заре и в холодные
сумерки. Укором светились её глаза. Слёзы стекали по бледным щекам.
«Прости, прости меня! Не могу я! Нельзя мне!» - кричал тогда Целитель
куда-то во тьму и захлёбывался от накатывающих на него рыданий. Наступал
новый день, он собирал свои пожитки и уходил в другие селения помогать
людям бороться с жизненными трудностями. Все любили его, почитали, как
святого. И никто, никто на Земле не догадывался о том, что их ГУРУ,
великий отец, благой и всепрощающий, никто иной, как бывший солдат,
грешник, убийца. Человек, который бросил свою жену лишь из-за того, что
не смог признаться ей в своём грехе.
Когда люди кланялись Целителю в ноги за то, что он спас их
ребёнка или маму, либо брата или сестру от смерти, страшной болезни, тот
лишь усмехался, думая про себя так: «Кому поклоняетесь вы? Убийце и
трусу!» Сам же методично растирал лечебные коренья в порошок, упорно
варил спасительные зелья; медитируя, привносил в мир новые молитвы,
чудодейственные, волшебные. И глаза его, бледно-серые, блёклые,
постепенно приобретали глубину, мощь и свет, прекрасный, неземной. От
Целителя веяло теплом, лучистым сиянием, он, словно гигантский алмаз,
притягивал к себе многочисленные взоры, заряжал невыразимо прекрасной
энергией сердца людей, живущих на Земле. Руки его стали чуткими,
Целитель ощущал подушечками пальцев цветовые переливы человеческой ауры,
гармонию или дисгармонию телесных чакр, здоровье или болезнь физических
органов.
Середина ладони загоралась, закипала, и от руки начинало
исходить золотистое свечение в тот орган, который был поражён недугом.
Он чувствовал, как больная ауральная оболочка нагревается под его рукой,
шипит и пузырится, озаряясь целительным светом. Видел, как меняется её
цвет, как начинает она играть переливами оранжевого и жёлтого оттенков.
Горение пропадало само по себе, когда орган оживал и выздоравливал.
Человек уходил обновлённым, очищенным от скверны, и Целитель падал
замертво на свою кровать. Ему снились цветы и деревья, которые он сажал
своими руками. Ему снились дети, которых он вылечил. Ему снились
женщины, которых он мог оплодотворить. Но никогда, никогда ему не
снилась Изабелла. Во время сна Целитель пополнялся новой энергией взамен
растраченной. Оживал для грядущих добрых дел. Так и бродил он по земле.
Всеми любимый, уважаемый, ценимый, обожествляемый …. Одинокий нищий, не
нужный самому себе.
В глухой деревушке, на краю белого света, Целитель решил срубить
себе дом из вековых дубов, росших неподалёку. Он пришёл туда на заре и
сразу же ощутил то же самое, что и тогда, в Незнанске: возможность быть
счастливым. Радостно вдыхал аромат леса, рассматривал чистую,
незамутнённую дурными мыслями ауру этого места, осознавая, как же
привольно и хорошо ему заживётся здесь!
В тот же день, в дом, где он остановился, постучали. Вошёл юноша
лет пятнадцати, высокий, бело-курый, синеглазый. Он смущённо взглянул на
Целителя и промолвил: «Я наслышан о вашей силе. Помогите мне! Сестра моя
тяжело больна. Вот уже год, как не может ходить. Отсохли её ноги. Но
болезнь не останавливается, руки тоже перестают слушать её».
«Я приду и помогу, чем смогу», - проговорил Целитель и, накинув дорожный
плащ, пошёл вслед за юношей. Они долго бродили по ночной деревушке.
Тропинка всё вилась и кружилась, заставляя ноги путников отдавать ей всю
свою силу. Наконец показались светящиеся окошки, и путники поднялись на
порог добротного дома. В горнице горели три свечи, источая тёплый
медовый аромат. В дальнем углу стояла кровать, на которой лежало
крохотное тельце, укутанное огромным одеялом. Целитель на мгновенье
замер, вспомнив другую деревушку, другой дом и другую кровать, вновь
мысленно проникнув в тот злосчастный день, который перевернул всю его
жизнь с ног на голову. Глубоко вздохнув, он подошёл к постели больной и
приоткрыл одеяло: на него смотрели испуганные синие глаза. Глаза того
юноши, который нарушил покой Целителя. «Пить…» - послышался слабый
стон, и девушка прикрыла глаза. Юноша кинулся исполнять волю своей
сестры, и во всех его движениях чувствовалась такая любовь, такая
нежность, что Целителю стало не по себе от столь щедрого изъявления тех
чувств, которые он привык скрывать даже от самого себя. Взяв из рук
юноши кружку с напитком, он поднёс её ко рту больной. Девушка приподняла
голову и медленно принялась пить, делая крохотные неловкие глотки,
словно вода не спешила проходить по её горлу в желудок. Насытившись, она
благодарно кивнула, и этот жест предназначался не Целителю, а её родному
брату. Рассматривая её, мужчина нашёл, что и она, и юноша очень похожи
друг на друга, как если бы они были близнецами. Поймав его изучающий
взгляд, юноша улыбнулся и прошептал: «Мы и есть близнецы». Мужчина
удовлетворённо кивнул и принялся изучать ауральную оболочку девушки. Она
действительно была тяжело больна, но эта болезнь была совсем иного рода,
чем те, с которыми привык иметь дело Целитель. Но он знал, что послан
Господом в это глухое место, чтобы излечить её, сделать здоровой и
счастливой.
«Завтра на заре и начнём, - промолвил он, потряхивая руками, - будет
нужна ключевая вода, берёзовая кора, несколько кустиков мха и сосновые
почки, найдёшь?»
Юноша молча кивнул и с надеждой взглянул на притихшую сестру. «Она
будет жить?» - говорили его глаза. «Конечно, я спасу её, будь в этом
уверен», - говорили глаза Целителя.
На заре бывшего солдата разбудили тихие голоса, раздававшиеся
за стеной, к которой примыкала его кровать. Он отряхнулся от сна,
приподнялся на подушке и, наклонившись, нащупал внизу, на стылом полу,
мягкие тапочки. Обувшись, бесшумно по-добрался к простенку и увидел
брата, склонивше-гося над сестрой. Юноша медленно водил по её кудрявым
белым волосам и говорил ей, улыбаясь: «Представь, как обрадуется мама,
когда ты встанешь на ноги! Я вижу её счастливое лицо, глаза, мерцающие
в полумраке комнаты. Боже, неужели такой день наступит?»
Девушка покачала головой и прошептала: « Боюсь, что все его
слова – ложь, и успокоение принесёт мне лишь могила».
Брат замахал в ужасе руками и воскликнул: «Нет! Я не смогу жить
без тебя! Как ты можешь такое говорить? Даже думать не смей».
Целитель вышел из своего потайного угла и, потёрши вспотевшие
от напряжения руки, промолвил: «Начнём!»
Брат торопливо вскочил со своего места, в два шага перепрыгнул
полкомнаты и, достав из корзины маленькие пучки мха, берёзовой коры и
почек, про-тянул Целителю. Последней была бутыль с водой, прозрачной,
отливавшей голубым цветом.
Целитель развернул мох, понюхал его и провёл по нему рукой.
Затем то же самое проделал с почками и берёзовой корой. Взяв большую
миску, сложил ингредиенты, перемешав их между собой, и поставил на
крохотную плитку, раскалившуюся до бела.
Закипев, зелье изменило цвет и продолжало вариться. Целитель
сидел рядом и держал руку над миской. Смесь странно бурлила и пыхала.
Через час стал раздаваться неприятный запах. Целитель подлил воды и
продолжал варить, держа руку над посудиной и произнося странные,
непонятные наборы звуков, причём, при проговаривании каждого из них,
колдовская каша поднималась вверх и плюхалась обратно, словно была
живая. Варка зелья была закончена лишь к заходу солнца. Целитель
аккуратно снял готовое варево с плиты и, перелив в чёрную, специально
для этого приготов-ленную бутыль, поставил на стол. Взглянув на девушку,
внимательно следящую за всеми его движениями, он подошёл к ней, поднёс
руку к её лицу и сказал тихо: «Пить будешь каждый день на заре по глотку
в день. На седьмые сутки приду и попро-бую твои ноги».
Промолвив это, развернулся и пошёл прочь из дома. Он направился
прямиком в лес, и, сложив на крохотной полянке себе шалашик из свежих
веток, принялся ждать.
Каждое утро молился, произнося удивительные напевные слова.
Молился и окутывал мысленно больные ножки золотым свечением. Целитель
знал, что девушка сейчас ощущает своими бесчувственными ступнями райское
тепло, мерно разливающееся по клеткам поражённой кожи. На исходе
седьмого дня к нему прибежал возбуждённый юноша, и захлёбываясь, начал
говорить: «Она шевельнула ногой! У неё получилось! Ваше зелье помогает!»
Целитель усмехнулся и промолчал в ответ. Он-то знал, что
обыкновенный отвар из гниющего мха с почками и корой может лишь
расслабить кишечник. А основное лечение заключалось в том, чтобы убедить
её с помощью магических пассов, что это варево поможет. Ноги девушки
были абсолютно здоровыми. Основная причина заключалась в её голове. И
голова сдалась. Осталось лишь закрепить полученный эффект. Он пошёл к
девушке. Поклонившись ей, развернул одеяло, потрогал ножки,
удовлетворённо кивнул и проговорил: « Моё лече-ние дало неплохие
результаты. Ты и сама это ви-дишь, девочка. Я сварю для тебя укрепляющий
чай, который будешь пить несколько недель, а затем научу тебя ходьбе».
Девушка улыбнулась и кивнула. Брат просиял. И Целителю стало
вдруг так легко и хорошо, впервые за много-много лет, что он даже
испугался такой своей реакции на обыкновенное человеческое счастье.
Промычав что-то нечленораздельное, он выскочил из дома и помчался к
своему шалашу.
Через неделю юноша пришёл к нему и предложил свою помощь в
строительстве дома для Целителя. Тот согласился, ощущая странное
духовное родство с человеком, стоящим рядом с ним и с величайшей
благодарностью смотрящим на него.
С утра до вечера они вместе рубили вековые деревья, распиливали
их, складывая в вязанки, удобные для переноски. Затем тащили на
живописную лесную полянку, озаряющуюся каждое утро ярким солнечным
сиянием. Проходили недели, и ноги девушки становились всё сильнее и
сильнее, наливаясь чистой жизненной энергией. Целитель подолгу наблюдал
за ней, когда девушка, думая, что её никто не видит, высовывала
крохотные ступни из-под одеяла, внимательно рассматривала их, крутила
ими сначала по часовой стрелке, а затем обратно, сжимала пальцы и тихо,
счастливо улыбалась, радуясь своим успехам.
Юноша с интересом слушал рассказы Целителя о его путешествиях в
другие страны. Его синие глаза становились подобными звёздам, когда тот
говорил о высоких белоснежных горах Тибета, крохотных монастырях,
спрятанных в скалах, где молодые монахи изучают законы жизни под
руководством древних учителей – высокородных лам. Где учатся они
владению энергией Света, тренируя телесные чакры, как, обучившись азам
великой науки, монахи летают по свету в тонких эфирных телах и помогают
людям, оказавшимся в беде.
«Я хочу в Тибет» - однажды прошептал юноша, и Целитель вдруг понял,
что это не просто желание, а нечто гораздо большее, может быть, тяга
подобного к подобному. Он решил сделать всё, зависящее от него, чтобы
осуществить мечту юноши. Правда, в ответ лишь кивнул головой, хотя в
душе очень обрадовался выбору человека, которого втайне называл своим
единственным другом. Про себя же решил научить юношу всему, что знал
сам. И со следующего дня приступил к осуществлению задуманного. Он
показывал ему целебные травы и объяснял, какую болезнь можно вылечить с
помощью нежных лепестков и жёстких кореньев. Целитель рассказывал юноше
о различных родах энергии и давал возможность самому почувствовать те из
них, которыми владел сам. Обучив его релаксации, он приступил к
объяснению медитационных практик, и удивлялся, с какой быстротой его
ученик усваивал полученные знания. Настал день, когда они вместе, выйдя
из физических тел, попытались побродить по окрестностям их деревушки, и
эта прогулка доставила им колоссальное удоволь-ствие! Светящееся тело
юноши казалось отражением тела Целителя. Они держали друг друга за руки
и, поднявшись всего в нескольких сантиметрах над землёй, медленно
скользили в воздухе, нагретом энергией их тонких тел. Великолепные,
божественные ароматы населяли эфир. Цвета переливались и струились
подобно мириадам водных брызг, тёплым потоком мчащихся вниз, с крутых
склонов гор в цветущую, зелёную долину. Небывалой красоты музыка
пронизывала пространство, заставляя наслаждаться щедрыми дарами этого
мира, восхищаться замыслом Творца. Их крохотная деревушка преобразилась.
И Целитель впервые задумался о том, что обычные люди лишены видения
такой головокружительной красоты. Они не могут даже представить себе,
что рядом с ними, лучше сказать, в них самих, существует иной,
невероятный, безумно притягательный мир.
Работа над постройкой дома продолжалась, когда настал счастливый,
знаковый для Целителя день: девушка опустила свои ноги на пол, и, робко
покачиваясь, впервые за много лет, сама поднялась со своего больничного
ложа. Брат кинулся к ней, на лету подхватывая тонкую фигурку девушки и
со слезами на глазах обнимая её своими крепкими руками. Целитель смотрел
на них, стоя поодаль, и впервые в жизни возносил благодарность
Всевышнему за Египет и мудрых жрецов, вылепивших из него то, чем он
сейчас был. Увидев синеглазую девушку стоящей на своих собственных ногах
и во весь рот улыбающуюся ему, Целитель вдруг почувствовал, что та
«мучительная мантия», которая долгие годы покрывала его душу,
рассыпалась на мелкие кусочки. И они, эти кусочки, растаяли в воздухе,
не успев долететь до земли. Он прикрыл глаза и глубоко, облегчённо
вздохнул, мгновенно осознав, что прошлая боль ушла, уступив место тихой
радости. Целитель стал, наконец, полностью свободен! Излечение девушки
помогло ему избавиться от тяжкого осознания греха убийства. Тонкая
фигурка Изабеллы соединилась с хрупким телом сестры человека, который
за эти месяцы стал ему безумно дорог. Слившись, обрела плоть и кровь,
стала прекрасной, умиротворённой, цельной. И Целитель простил себя.
Развернув картину, которую носил с собой долгие годы скитаний, он
с удивлением заметил, что они прекрасны, эти мужчина и женщина,
взявшиеся за руки и наблюдающие восход солнца. «А ведь лучше картины и
быть не может!» - подумал он и повесил её на одну из стен своего
недостроенного дома.
День ото дня ножки девушки крепли, и она уже передвигалась по дому
без посторонней помощи. Целитель узнал от юноши, что их с сестрой
вырастила мать. Муж бросил её ещё до их рождения. Несчастная женщина,
опасаясь насмешек людей, живущих с ней по соседству, уехала из своего
родного города и, долго скитаясь в одиночестве, с двумя крошками на
руках, наконец, нашла пристанище в этой деревушке, на краю белого света.
Так и росли они, под материнской опекой, счастливые в своём
единстве друг с другом и здешней природой, дикой, необузданной,
девственной. Незадолго до прихода Целителя в их деревушку, мать уехала в
ближайший город на заработки. У неё был ангельский голос, великолепное
сопрано, и женщина солировала в сборном хоре. Её приезда близнецы ждали
со дня на день, уповая на то, как удивится и обрадуется мать, увидев
дочь, самостоятельно ходящей по двору.
Крыша дома была почти готова, когда она вернулась.
Наступила весна, и вишнёвые деревья стояли, окутанные лепестковым
дымом, источая дивный, пронзительный аромат. Светило яркое солнце,
посылая свою живительную энергию всем существам, обитающим на Земле. Он
заметил её издали, тоненькую фигурку в бежевом платочке. Конечно, это
была ОНА! Среди миллионов женщин, живущих на белом свете, Целитель сразу
же узнал бы её. Изабелла медленно шла, улыбаясь, стягивая на ходу
косынку с головы. И он увидел мягкие озорные прядки, тонкие кисти рук,
сжимающие платочек, разглядел морщинки, покрывшие за двадцать лет
любимое лицо, и понял, что всю жизнь к ней шёл, и всё, что ни делал,
совершалось только ради неё, его судьбы. Изабеллы. Лишь она одна
существовала для него на Земле!
Изабелла подошла к нему близко-близко, почти вплотную и улыбнулась
своими синими очами. Её глаза, которые он тысячи раз мечтал увидеть хотя
бы во сне, наполненные бархатистым незабудковым светом, с великой
любовью и нежностью смотрели на него. Её губы, ещё не утратившие
свежести, мудро улыбались. И вся она светилась от счастья.
Раскрыв сумку, переброшенную через плечо, женщина вытащила из неё
блестящую серебряную фляжку и протянула Целителю. Конечно же, он сразу
узнал её!
Не в силах ничего произнести, растроганный, испуганный,
ошеломлённый, Целитель упал перед ней на колени и упёрся лицом в её
подол, обхватив стройные ноги своими сильными руками. Мужчина беззвучно
рыдал и взглядом молил о прощении. Изабелла стояла и гладила его по
седой голове. Она давно уже простила его. Всю жизнь ждала его, и вот,
наконец, дождалась. Не нужно говорить, что близнецы были его детьми.
И лишь одно скажу напоследок: от Судьбы не убежишь, не скроешься.
Она настигнет тебя везде и всюду, чтобы ты ни делал, куда бы ни
стремился, ибо твоя Судьба и есть твоё счастье, а чужого – не надо.
Ветер
Незабудка
06.02.2010, 09:04
Город.
Ей было двадцать. Серо-голубые глаза смотрели холодно и вопрошающе, пшеничные волосы струились весёлыми кудряшками по плечам. И экскурсия эта была ей ни в радость, ни в тягость. Они объехали уже десятки различных мест, рассмотрели множество диковинных конструкций, услышали сотни невиданных сюжетов. Их уши насытились, глаза наполнились, движения замедлились.
Она дышала ровно и медленно. На вдох открывала глаза. На выдох закрывала. Свет – темно, свет – темно, свет – темно. Какой ласковый, нежный обман! Как хорошо!
И, когда они подъехали к стенам Города, её уже сморил сон. Автобус замер, туристы направились покорять свою новую жертву. Она же запередвигала ногами к очередной Голгофе.
Размышляла о Христе и Иуде.
Христа среди людей нет. Зато Иудой каждый в своей жизни хоть единожды, да бывает. А то и не единожды, и не дважды, и даже не трижды, а раз двадцать на дню.
И этот Иудин порок перестаёт быть преступлением перед человечеством, становясь нормальной жизненной суетой, лишённой ореола презрения и грязи.
Её предавали. Неоднократно. Иногда предавала и она. Ненавидела предательство. И терпела. И прощала. Как могла. Когда силы прощать истощались – уходила навсегда.
Железные ворота с тонкими чёрными листочками, витыми паутинками и птицами заскрипели и с грохотом раскрылись, пропуская шумный туристический люд.
Перед глазами предстала панорама унылого, опустелого, брошенного, мёртвого Города. Холодного, неприступного, давящего.
Они шли молча, и стук каблуков по асфальту раздавался громко и отчётливо: тук-тук, чок-чок, шварк-шварк, чонг-чонг.
Она замёрзла и покрылась мурашками. То ли от холода, то ли от Города.
Серые огромные здания, лишённые каких-либо признаков жизни, медленно надвигались на неё. Она сразу почувствовала их кровожадность, адское желание поглотить, подчинить, раздавить, размять. И ощутила себя крохотной, маленькой, тоненькой и очень-очень беззащитной. Девочкой.
Её шаги глухо звенели в пустоте мостовой.
ЗВЕНЕЛИ.
О Д Н И.
ТОЛЬКО ЕЁ ШАГИ.
Обернувшись, замерла. Туристы исчезли. Все до одного.
Оставили её, бросили. Вернее нет, не бросили. Она никогда и не чувствовала себя не одинокой, не отчуждённой от мира.
«Одиночество – одна из моих черт», - смеясь, всегда говорила. За свою недолгую жизнь она слилась с одиночеством, стала его частью, крохотным винтиком в сложнейшем механизме. Одиночество стало Ею.
Город, стремящийся лишить её этой исключительности, одиночества, - растоптать, разрушить, нигилировать, был ненавистен ей. Презираем, страшен, уродлив. Он был Иудой. Иудой, подбирающимся к Христу. Пытающимся забрать Святое Одиночество, растоптать его, сравнять с сорной травой - судьбишками простых смертных грешников. Нет, она не считала себя Христом. Ха-ха, не считала. Далеко. Зато Город стал Иудой. Мечтающим об отмщении за свое горькое одиночество. Ибо Он был брошен, забыт, оставлен. Но, в отличие от неё, ненавидел одиночество, боялся его. В своей ненависти и боязни ещё больше возненавидел её как ярчайшего представителя вражеской стороны. И должен был её убить, во что бы то ни стало. Лишить радости христова одиночества.
Она шла, каблучки стучали, эхом отзываясь в глубинах серых домов и в её душе. Волосы нервно вились змеями по плечам, губы затекли от напряжения. Руки сжались в кулаки, а ногти впились в мякоть ладоней.
Она шла всё быстрее и быстрее. Быстрее и быстрее!
Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее, быстрее!
Как взлетала, даже не почувствовала.
Как оторвалась от земли, даже и не поняла.
Лишь увидела себя со стороны – пшеничную птичку с роскошной гривой белокурых волос, часто-часто взмахивающую руками-крыльями, летящую навстречу занимающейся заре, просыпающемуся солнцу.
И так легко и хорошо ей стало, так чудесно и спокойно!
Она вырвалась из жутких невообразимых тисков Города, которого и не было вовсе.
Вырвалась и полетела. Как всегда одинокая, гордая и независимая.
Как всегда.
А Город стоял и смотрел ей вслед. Он, и только он мог разделить с ней её непростую судьбу, не искорёжив, не испепелив слабую душу. Подарить ей радость разделённой любви, тихой гавани в бурном океане страстей. Светлой и заполненной жизни, лишённой самого злейшего врага человека
О Д И Н О Ч Е С Т В А.
Ветер
Незабудка
06.02.2010, 09:06
Розовый камень детства.
.
1.
- Посмотрите! Какие люди! – сказал кто-то из толпы школьников.
Словно стая жужжащих мух, шептались и смеялись школьники за спиной идущей девушки.
- Интересно, она пробовала когда-нибудь сводить свои бесконечные прыщи! - сказала одна блондинка с бледно-розовым, будто дорогой фарфор, лицом - подружке.
Та тоже не упустила случая высказать своё мнение:
- A её волосы! Можно подумать, она сто лет не мылась!
Кто-то грубо пихнул идущую девушку в плечо. Она обернулась. Её взгляд, словно у раненого животного, встретился с глазами обидчика.
- Ой, простите, мадемуазель, я вас как-то не заметил, - сказал парень и церемониально отвесил поклон. Стая школьников расхохоталась.
Девушка опустила глаза, ничего не сказала и пошла дальше.
Нет, она не заплачет. Она не будет показывать, что её это хоть сколько-нибудь задело. Пусть лучше думают, что ей всё равно. Что её сердце превратилось в камень.
Неожиданно в толпе она заметила его. Он один не смеялся. Хмурое лицо выдавало, что ему не по вкусу насмешки над девушкой.
Она прошла в свой класс и уселась за парту.
- Наша королевна явилась! Царевна-лягушка, как ты спала? Эй, Полина, отвечай, когда к тебе обращаются!
Весь класс потешался. Один из мальчишек принялся стрелять в неё из трубочки бумажными патронами. Потом в ход пошла и жвачка, которая приземлилась ей на волосы.
Но даже тогда она ничего не сказала. Она спокойно дожидалась прихода учителя.
2.
Слёзы потекли, когда она закрыла за собой дверь своей комнаты. Почему её никто не любит? Она подошла к старому зеркалу. Конечно, ответ очевиден. Кто полюбит девчонку с ужасными сальными волосами, всегда завязанными в пучок, с отвратительной полноватой фигурой и с прыщами по всему лицу? Он, тем более, даже никогда не посмотрит в её сторону... Ведь Андрей - звезда среди школьников, завсегдатай вечеринок и всех праздников. Его обожают, им гордятся, им восхищаются... Девчонки толпами бегут вслед за ним. Строчат любовные письма... А кто такая она? Больная мозоль на пальце у преподавателей, гадкий утёнок среди учеников...
Недавно ей приснился он. Сад, кругом множество цветов, поют птицы. Она идёт по тропинке и вскоре подходит к озеру. Через озеро переброшен мост. Навстречу ей по мосту идёт он. Его синие глаза тепло улыбаются ей. Тёмные волосы шевелит ветер. Они приближаются друг к другу. Его руки касаются её рук. Он смотрит на неё влюблёнными глазами и шепчет на ухо: «Как же долго я ждал тебя, Полина!» На этом сон оборвался. Она проснулась. Почему такое случается только во сне? И никогда - в настоящей жизни? Неужели ей всю жизнь предстоит скрывать любовь в своём сердце? В порыве отчаяния, она уселась на кровати и обняла колени руками. Только тут она вспомнила про жвачку, которой её «наградили» в классе. Она распустила волосы и принялась отдирать приставшие комки. Это было нелегко - жвачка намертво вцепилась в её волосы. Придётся срезать клок волос. Она никогда не любила свои жёсткие русые волосы, которые завивались в тугие колечки. Волосы - одна из её вечных проблем, на второй день после мытья они уже становились жирными. Из-за этого она укладывала их в пучок. Без колебаний, она схватила ножницы и срезала слипшиеся волосы.
3.
- Вот идёт кикимора - полюбуйтесь! - провозгласил один из школьников.
- Эй, кикимора, когда ты в последний раз мылась? - спрашивали её.
Полина не отвечала, она знала, что они не ждут от неё ответов. Сжав в руке старенькую сумку для тетрадок, она продолжала идти. Тут она увидела, как с лестницы спускался он. Он прошёл совсем рядом с ней. Сердце предательски быстро забилось. Но он даже не заметил её. Он подошёл к рослой голубоглазой блондинке и обнял её. Полина седьмым чувством почувствовала, что они не просто друзья. Ей стало больно и обидно, хотя он никаких обещаний ей не давал.
Она прошла в класс, не слыша ничего вокруг себя. Ей уже было всё равно, унижают её или нет. У неё шумело в ушах. Полина слушала себя. После занятий, уже возвращаясь домой, она вновь увидела их вдвоём. Они гуляли по аллее и держались за руки, словно двое влюблённых. Ну, конечно же, они и были парочкой влюблённых. А как же ещё? Сегодня в перерывах все только и говорили, что об Андрее и его новой любви. Что же ей делать? Неужели её любовь закончится, не успев даже начаться? Она молча шла по дороге и незаметно пришла к морскому побережью. Холодные волны укутывали берег слоями морской пены и выносили на мокрый песок морские ракушки и камешки. Она отшвырнула сумку в сторону и задумалась. В это холодное время очень редко кого можно встретить гуляющим по берегу. Она любила одиночество, наверное, потому, что ей было не с кем его делить. Неожиданно её привлекла блестящая точка в песке. Она подошла поближе и увидела выброшенный морем на песок розовый камень на коричневом кожаном шнурочке. Камень блестел на солнышке, словно драгоценный. Её привлекли оттенки розового и белого на камне. Она протянула руку к камню и взяла его. Потом завязала шнурочек у себя на шее.
4.
- Что это?- спросила мама Полину.
- Я нашла его на берегу, - ответила она.
- Красивый, - сказала мама Полины.
- Да, и очень необычный, - согласилась Полина.
Она вошла в комнату и заперла дверь. Сняла с шеи камень и принялась его долго рассматривать.
После опять надела и пошла к столу. Мама приготовила пиццу.
Внезапно удивленная мама спросила Полину:
- Полина, как ты избавилась от прыщей?
- Никак. Я ничего не делала.
- Не обманывай! Ты знаешь, я не выношу лжи!
- Честно. Не лгу, - ответила Полина.
- Подойди к зеркалу и сама посмотри, - сказала мама.
Она подошла и увидела в зеркале своё лицо, только без прыщей.
- Не обольщайся! Кто может гарантировать, что они не появятся завтра? - сказала ей Полина.
Позже, лёжа в постели и держа в руке потеплевший от ладони камень, она думала: почему же исчезли прыщи. Но вскоре её веки сомкнулись, и она уснула.
5.
Едва только она открыла глаза, сразу посмотрела на часы. Они показывали, что она бессовестно проспала, чего с ней никогда не случалось ранее. Как же получилось, что она не услышала будильник?
Она вскочила с постели, надела джинсы, свитер, накинула пальто, схватила сумку и выскочила из дома. Она даже забыла уложить волосы в обычный пучок и они телепались за спиной.
При подходе к школьному зданию её встречали обычные школьники-насмешники, но теперь они почему-то не смеялись. Сначала она не заметила, что никто над ней не потешается, но потом и она поняла, что с ней что-то не так.
- Кто это? Кто эта красавица? - спрашивали школьники друг у друга. Самые красивые девчонки школы злобными, завистливыми глазами посматривали на вошедшую. Полина дрожащей рукой пригладила рассыпавшиеся по плечам волосы. Странно, но на ощупь они вовсе не были сальными, они были мягкими и шелковистыми. Ей даже стало приятно дотрагиваться до них рукой. В полном изумлении она обернулась к зеркалам в прихожей. Подошла поближе и не поверила своим глазам. Из зеркала на неё смотрела разрумянившаяся девушка, с прекрасным цветом лица и гладкой кожей, её серые глаза превратились в ярко-бирюзовые, она увидела припухшие, возможно от ветра, а возможно сами по себе, губы, а волосы, завивавшиеся в тугие колечки, пышной копной падали ей на плечи, и солнечный луч, играющий с прядями, превращал их в расплавленное золото. Фигура поражала своей грацией и изяществом. В изумлении Полина стояла перед зеркалом и не верила своему зеркальному отражению.
- Да это же наша Полина! - выкрикнул кто-то в изумлении.
От этого восклицания Полина вздрогнула и обернулась. На неё уже смотрела вся школа.
- Ну, да! Это точно она. Её вечные старые джинсы, поношенный свитер и сумка тоже её! - закричала особо приметливая девчонка из её класса.
- Но как? Как она могла изменится так? Как такое возможно...
Неожиданно её глаза увидели его. Он тоже смотрел на неё. Удивлялся. Его синие глаза, устремлённые на неё, прожигали насквозь, заставляли её сердце трепетать в груди... Наконец-то он её заметил... В душе Полины поднялась буря восторга, в эту минуту она чувствовала себя почти счастливой...
6.
- Полина? - воскликнула удивлённая мама.
- Да, это я, мама, - ответила ей Полина.
- Что... что с тобой случилось..? - допрашивала её мама.
Полина развела руками.
- Только не говори, что опять ничего не делала с собой...
- Послушай, мам, я и сама не знаю, что со мной происходит...
- Ты изменилась... Очень изменилась... Ты стала очень красивой...
- Да. В школе тоже все были в шоке.
- Погоди-ка. Кажется, я знаю причину этому чудесному превращению, - сказала мама.
Она дотронулась до розового камня на её груди. Он мерцал розоватыми отливами.
- Эта причина - он. Этот розовый камень. Мне кажется, что он магический. Это он подарил тебе красоту, - сказала догадливая мама.
Полина сняла с себя талисман и принялась смотреть на него.
- Береги его. Он - твоя удача. Никогда не расставайся с ним, - посоветовала мама.
Раздался телефонный звонок. Мама побежала в гостиную. Через минуту она позвала Полину, шепнув на ухо:
- Это он. Андрей.
Всё внутри Полины мгновенно похолодело, сердце отчаянно заколотилось, и девушка прижала к нему ладонь, будто боялась, что оно выпрыгнет из груди. Каким-то неестественным голосом она прошептала:
- Алё.
- А, привет! - раздался в трубке его восхитительный бархатистый голос.
- Сегодня пятница. Я сочинил песню. Приходи в парк, если хочешь послушать. Песня про тебя, - сказал он и засмеялся.
- Ладно, - это короткое слово далось ей с невероятным трудом.
- Ну вот и славно. Жду тебя в восемь. Пока.
В трубке послышались гудки, но завороженная его мягким бархатным голосом, Полина продолжала стоять, держа её у уха. Но, увидев маму, она тут же очнулась.
- Что же он говорил? - спросила любопытная мама.
- Он приглашает меня в парк. После восьми, - ответила Полина.
- И ты пойдешь? - спросила её мама.
- Конечно. Он сочинил песню в мою честь.
- Прости, дочь, но мне кажется, ты совершаешь ошибку. Почему он раньше не позвонил тебе? Почему сегодня, ни с того ни с сего, когда ты вдруг так похорошела?
Полина отмахнулась от матери, словно от надоедливой мухи.
- Сегодня смог - сегодня и позвонил. Это просто случайность.., а если и нет... если красота поможет мне заполучить его, то я ничего не имею против.
- Не ходи. Он разобьет тебе сердце, - попросила мать.
Но голова Полины была уже там, в парке и она уже не слушала ничего, что говорила ей мама. Она побежала в комнату. Расчесала волосы, подкрасила чуть-чуть губы и ресницы - и побежала в городской парк.
7.
- Привет, Полина, - приветствовал он её. Андрей сидел на лавке и держал возле себя гитару.
Она оробела. Андрей поманил её к себе и похлопал по лавке.
- Садись. Не стесняйся. Я не кусаюсь.
Полина смущённо присела на краешек лавки. Андрей залюбовался ею. Она почувствовала, что он смотрит на неё и, осмелев, посмотрела ему в глаза.
- Какая ты красивая, - прошептал он. - Если бы я был художником, то обязательно нарисовал бы тебя.
У неискушённой в любви Полины порозовели щёки.
- Как тебе удалось так здорово измениться? Всего за один день... Ты, наверное, колдунья... Когда увидел тебя сегодня, то даже не поверил, что это ты...
Внезапно подул ветер с моря, и стало холодно. Молодой человек снял с себя пальто и заботливо накрыл её плечи. Потом он взял в руки гитару и сказал:
- Извини, я совсем забыл, ради чего пригласил тебя сюда. Просто ты такая красивая...
Его длинные музыкальные пальцы коснулись струн, и он запел. Прекрасный голос Андрея заставлял замирать её сердце. Полина, наслаждаясь любимым голосом, закрыла глаза. Она не знала, когда он прекратил играть, не знала, когда его руки оказались на её плечах. Почувствовав теплоту, она открыла глаза. Полина увидела, что его лицо находилось совсем рядом с её лицом. Внезапно его руки скользнули вниз к ее запястьям, и он поднёс к своему горячему рту её пальчики.
- Какие холодные. Ты совсем замёрзла, - прошептал Андрей. Потом он посмотрел на неё своими затуманенными глазами. Его лицо медленно склонялось к её лицу. Его губы были совсем рядом с её губами. И она поняла, что сейчас он её поцелует. Сердце замерло в груди. Она вновь закрыла глаза. Ей показалось, что его горячие губы коснулись не только её губ, они поцеловали её прямо в сердце.
Внезапно она вскочила со скамейки.
- Постой, ты куда?- спросил Андрей.
Но она уже бежала через парк. Он погнался за ней.
- Когда я смогу вновь увидеть тебя? - закричал он ей вдогонку.
- Завтра. Ты увидишь меня завтра, - ответила ему Полина и скрылась за покровом ночи.
Когда она вернулась, мама только покачала головой и ничего не сказала. Девушка вздохнула с облегчением. Она боялась, что мать примется читать ей нравоучения, но ничего такого не произошло. Полина прошла в свою комнату и легла в кровать. Потом рукой дотронулась до губ. Они ещё горели от его поцелуя.
8.
- Ты наивна, - втолковывала ей мать. - А что случилось с его новой подружкой-блондинкой, о которой ты рассказывала мне?
- Не знаю, - ответила Полина.
Любовь настолько переполняла её, что она только теперь вспомнила о блондинке.
- Неужели любовь настолько ослепила тебя, что ты не видишь дальше собственного носа?
Полина обиженно посмотрела на мать. Зазвонил телефон. Полина сняла трубку. Это был он. Он приглашал её на дискотеку. Полина согласилась.
Она, не отвечая на вопросы матери, пошла в комнату, чтобы привести себя в порядок к вечеру.
Вечером мать открыла комнату и вошла.
- Куда ты собираешься? - спросила она Полину.
- Я иду на дискотеку. Он меня там будет ждать.
- Полина, поверь мне, он не серьёзный молодой человек. Почему он не зайдёт за тобой? Почему будет ждать там?
И тут Полина не выдержала и сделала то, чего раньше никогда не делала - накричала на мать. Мама тоже не осталась в долгу. Потом Полина схватила со стола сумку и побежала на дискотеку.
9.
Едва она вошла в зал, как почувствовала, что ей здесь не нравится. Толпы подвыпивших молодых людей, прижимающиеся к ним пьяные девчонки... Потом она увидела Андрея. Он обнимал двух девчонок за тонкие талии и смеялся, но едва увидел её - сразу подошел. Его затуманенные глаза смотрели на Полину.
- Пришла? Я знал, что ты придёшь... - сказал он и грубо обнял за плечи. От него несло алкоголем. Полина отстранилась. Ей не понравилось, как он её встретил.
- Пошли! - сказал он и потянул её за собой.
- Куда мы?- спрашивала Полина. Но он не отвечал. Они вышли из клуба и направились к парку. Он усадил её на ту самую скамейку, на которой у них вчера было свидание. Без предисловий, Андрей стал стягивать с неё одежду.
- Погоди! - сказала Полина. - Что ты делаешь? А как же та блондинка?
- А ерунда! Забудь! Мы расстались, ладно?
Полине показалось, что он весь пропитан алкоголем. Ей становилось трудно дышать. Его губы впились в её губы страстным поцелуем. Когда он оторвался от её губ, она постаралась отстраниться:
- Не трогай меня!
- Ничего не говори, красотка! Я так долго ждал этого...
Она посмотрела в его задурманенные глаза и вдруг поняла, что в них нет для неё места. Он не любил её, не любит, и никогда не будет любить.
Когда он собрался снять с себя футболку, Полина вскочила и кинулась бежать наутёк. Было совсем темно - даже луны не видно из-за старых парковых деревьев, но ей совсем не было страшно. Девушка боялась только одного, что он догонит её... Она продолжала бежать. Как жаль, что она так поздно поняла, что его сердце не способно никого любить - только себя... Слёзы просились наружу, но она запретила себе плакать. Этот человек недостоин её слёз.
Дома её ждала мама. Она сидела в старом кресле и смотрела на неё. Просто смотрела. Полина чувствовала, что мать обо всём догадалась. Она отвернулась и подошла к окну.
- Ты знала, что так будет.., да? - спросила Полина.
- Да, - просто ответила мама и подошла к ней. Её тёплая ладонь прикоснулась к плечу дочери.
- У тебя будет всё по-другому, не сейчас, но, поверь, я знаю, что так будет. А через два дня мы уезжаем. Я давно думала об этом... Тебе нельзя оставаться в этой школе.
- Мы уезжаем, но куда? - спросила удивлённая Полина.
- К твоей бабушке, в Петербург. Она всегда мечтала, чтобы мы переехали к ней.
- Хорошо. Я согласна. Меня здесь ничто не держит, - сказала девушка, и по её лицу потекли слёзы. Слёзы первой неразделённой любви.
Через два дня, сидя в вагоне поезда вместе с матерью, она смотрела на удалявшийся пейзаж, и вместе с мчащимся составом её душа неслась далеко вперёд. Навстречу новой жизни. Неважно то, что осталось позади - пусть оно и причиняет боль. В руке она сжимала розовый камень и знала, что и в её жизни обязательно наступит светлая полоса - нужно только верить.
Дима Ханин
Пyмяyx**
07.02.2010, 10:48
Распечатали и читал на работе.
Рассказ про солдата оригинален, хотя к концу уж очень приторный. Но читал с интересом.
Уверен, он понравится Елене Богемской. Её тема: Египет, жрецы, тайны, Тибет, аура... Дам ей почитать, когда вернётся из Индии.
Про камушек рассказ простенький. И сюжет и диалоги.
Незабудка
18.02.2010, 07:24
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЖИЗНИ
Каждый день осень давала о себе знать...Было достаточно прохладно...холод пробирал до каждой клеточки...с деревьев падали листья и тихо ложились на землю...осень-это очень красивое время года, так же и самое загадочное...она шла по улице...уставшая, после тяжелой учебы...медленно шоркая ногами, как какой то первоклашка, за спиной которого, всегда находился ранец больше и тяжелее его в 2 раза. Со стороны было очень весело)Но ей было все равно...что скажут, как посмотрят...Вдруг, сзади она услышала шорох. Обернулась...э то упал лист с дерева. Коричнево-желтого цвета. Видимо он уже отслужил свое на этом дереве и оно его отпустило...она подошла к нему. Осторожно взяла в руки, чтобы не сломать и не порвать. Да . У нее всегда получалось это очень хорошо. Из небытия она могла сотворить прекрасное, из сломанной ветки могла сделать уникальный гербарий. Так и сейчас...она нашла что то удивительное в этом листе...Потом она двинулась дальше по направлению "домой".Дом...она и не знала, что это уже значит. Дом...то ли дом там где она сейчас находится, то ли там, где ей хорошо. Она потерялась во всех этих обозначениях...Да это было неважно...ничего не было важным для нее, как мысли о нем...ей казалось, что все проходит. То ли погода на нее так действовала, то ли простая человеческая усталость. Не знаю...не было последние дни в их разговорах нежных фраз, обещаний. Для нее это было очень важно сейчас. Ведь выбора то не было. У нее в реальности не было крыльев, чтобы в любой момент сорваться и полететь к нему. Они были на очень большом расстоянии друг от друга...может и не очень большим, как покажется другим. Но ей было все равно. Когда они были вместе, сидели в теплом и уютном кафе за столом...он на одной стороне, он на другой...даже это расстояние казалось ей большим. Поэтому она вскакивала со своего стула и шла к нему. Садилась на его колени и прижималась всем телом...чувствую его запах она успокаивалась...ничего ей больше то и не надо было...Он никогда ничего ей не обещал и не кидался красивыми фразами...Говорил как взрослый человек. Может обманывал сам себя. Или боялся чего то...Чего то...она знала чего он боялся...но молчала. А сейчас все стало каким то унылым...она ждала пробуждения, которое настанет через 3 недели. Почему 3?Да потому что через 3 недели он будет рядом с ней. После долгой разлуки, встречи казались эдемом!(Эдем...эх... она уже говорила, как он. Ведь эдем одно из любимых тысячи его слов. Она улыбнулась, осознав это.)Они редко разговаривали ,когда находились вместе. Да разговоры и не были важны в этот момент. Ведь уста были заняты поцелуями. Они наслаждались друг другом...Придя "домой"включился механизм. Отработанные действия .Она ела ,чтобы не погибнуть физически. Она училась, чтобы не выглядеть плохо перед родителями, родственниками .Она читала, чтобы рассказать что то интересное своим новым подругам. Чтобы от одного ее слова они разевали рты и восхищались ею. Да! Она это очень любила. Все было, как отработанный план. План на 4 года...Но лишь с ним она жила...Она ела и получала от этого удовольствия. Хлеб приобретал вкус. Вода, казалась ей самым лучшим напитком. Солнце, которое дарило свои лучи всем людям...Ей казалось, что это только для нее и для него...Ей нравилось засыпать рядом с ним. Потому что ей могут присниться сны, в котором будет он. Только с ним она жила...Проработав механизм...Она легла поспать...Спала очень долго, ей снилась всякая чушь...Зазвонил телефон...это был он...Так и было почти последние 2 года в ее жизни...Когда ей было очень плохо и одиноко, он появился в ее Мирке...Хоть тогда, когда у каждого была своя жизнь...он всегда был рядом с ней. Слушал, подсказывал...Так и сейчас...Когда ей снились плохие сны, он разбудил ее. И она была безумно рада этому...Они разговаривали обо всем. Интересовались кто чем занимался, что произошло за день, в какой одежде они находятся сейчас, взгляды на будущее, погода. Сказали, что очень соскучился друг по друге...и что очень не хватает...Поговорив немного времени...они распрощались. Он очень устал за этот день и она это поняла. Уложив его спать, включился вновь механизм. Даже небольшой разговор в полтора часа)всегда радовал ее. Она ценила каждый момент, проведенный рядом с ним...Когда они только встретились в виртуальной жизни...Она уже почувствовала эту искорку. Они разговаривали обо всем на свете. Начиная с 10 часов ночи, заканчивая...рассветом. Да...они встречали рассвет вместе. Так и сейчас. Разговоры их уменьшились только потому, что каждый понимал другого. Обстоятельства брали вверх над ними. Он играл на гитаре, а она молча слушала его голос. Когда она рассказывала ему что-нибудь, он так же слушал ее внимательно. Каждый наслаждался друг другом. Хоть даже и просто голосом. Для них это было очень важным...Он уснул...А она еще долго лежала и думала, попивая бутылку пива. Да .Она пила. Лицо ее морщилось от неприятного запаха и вкуса. Она не любила пиво. Ей просто хотелось на время забыться. Так же и он делал. Курил марихуану, чтобы на время забыться. Но тем не менее никакое человеческое благо не давало возможность забыть друг друга. Вскоре она заснула. Она старалась. Очень. Потому что во сне они встретят друг друга. На их любимом месте...Место между двумя мирами. Ад и рай...они были чем то вроде баластом для этого мира. И самое главное...они были вместе...Говорить слова любви...для нее это было нормальным. Для него нет. Но ей хотелось чего то другого. И он ей это давал. Что то неземное управляло каждым их движением."Наслаждаться каждым днем жизни"было для них очень важным девизом. Но они не говорили, что любят друг друга. Они лишь просто молча смотрели друг другу в глаза...и в них можно было прочесть гораздо больше, чем любовь...Они понимали, уважали, поддерживали друг друга. В их отношениях страсть и желание. Наверное это что то большее, чем любовь. Они не знали...они не знали, что будет завтра...Они лишь просто были вместе...Опустошив бутылку, ей вдруг стало стыдно. Что она сделала это. Что рассказала миру о ее чувствах...Но это было уже неважно...Важно лишь то, что она не скрывала и не боялась своих чувств. Да! Она была императором. Ей было лишь важно то, что чувствует она...Но только он мог ее сломить...и Она была готова податься этому...податься ему и этому чувству... АЛЕКСЕЙ.
Незабудка
18.02.2010, 07:25
НЕБОЛЬШОЙ РАССКАЗ НАПИСАННЫЙ В ПОЕЗДЕ
Она просто стояла на крыше.
Шел мелкий снег ..она видела как внизу мимо летят машины
Как горят огни вечернего города.
Ей вдруг тоже захотелось лететь.
Лететь куда-то, лететь за чем-то.
Но все ,что у неё было это пачка сигарет и пустой телефон
Ей не от кого было получать смс и принимать звонки
Она понимала, что на данный момент очень одинока
Что некому было помочь и никто её не замечал.
Ей приходилось делиться своими мыслями с небом ,с природой и всей её
сущностью.
Словно она Фауна.. и тотемизм внутри неё..
Ей это казалось каким-то бредом.. но она действительно чувствовала эту
нехватку общения и внимания.
Она могла подойти к незнакомому человеку и начать с ним разговор.. но
все эти люди вечно куда-то спешат ..кого-то ждут..
А ей некого ждать.. некуда спешить...она превратилась в невидимку…
Даже у снега есть свои свойства….выпадать осенью и заканчиваться
весной…у ветра…зимой он северный, а летом южный…у дождя, мелкий или
сильный…
А что у неё? У неё ничего кроме выше сказанного и своих собственных
мыслей
Она не любила все эти полеты с крыш..
Она не предпочитала резать вены в ванной ,чтобы было больше крови.
Она не хотела привлекать к себе внимание такими методами.
Она просто пришла посмотреть на город с высоты. Она выше этого города.
Этих жадных и злых людей.
Идя по улицам, она видела странные взгляды и лица. Ей казалось ,что
только её глаза чисты и натуральны.
Ей было жаль видеть, как люди идут мимо инвалидов в колясках
Как жадно и молча жуют жвачки и смотрят на просящих беженцев
Она не понимала и не хотела понимать этих личностей.
Она просто шла. Шла куда-то в никуда.
Сидела на пустых лавочках пустых парков.
Возвращалась в пустой дом.
И любовалась зимой
И так продолжалось долгое время.
Так было всегда.
ветер
Незабудка
18.02.2010, 07:27
ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
Обернись,
Мне не встать
Без твоей руки,
Не услышать биение сердца
Обернись...(с)
Мобильный... звонок... на часах 0:32...
знакомая мелодия, не могу понять с кем ассоциируется...
Я же, кажется, не ставила такую мелодию на звонок...
Звонок... Тишина...
И в голове отзвук... Отзвук...А Мелодия повторяется вновь...
И я, как будто боясь спугнуть свое счастье, медленно иду к мобильному...
Медленно поднимаю дисплей к глазам...
Словно в бреду вижу номер и имя, которое высветилось на экране...
Имя...
Только имя... ничего больше...
Снять трубку... Спокойный голос разорвал тишину квартиры:
-Алло? Полувопросительно... а слезы душат...
-Здравствуй.
-Здравствуй.
Молчание. Только ты дышишь в трубку... А я не знаю что сказать...
-Как ты? Неужели интересуешься?
-Отлично. Господи, зачем я вру? Мне плохо, я умираю без него... зачем?
-А ты?
-Все хорошо.
-Зачем звонишь?
-Ну ты же вчера интересовалась как мои дела - вот звоню сам, чтобы ты ни у кого не спрашивала... Черт, донесли, донесли, что интересовалась, больше никому ни слова не скажу...
-Здорово. Я рада, что у тебя все хорошо. Голос меняется, закуриваю, сажусь на подоконник, выпуская дым, смотрю на твою фотографию... У меня так и не поднялась рука ее убрать...
-У тебя точно все хорошо?
-Спрашиваешь?
-Да, мне интересно
-Да, у меня все хорошо, только холодно вот...Руки мерзнут...
Он знает, он поймет, да?
-Не мерзни там. Все будет хорошо.
-Спасибо. Рада была услышать.
-Я тоже. Ну, пока!?
-Пока.
Ключи от машины, тихонько прикрыть за собой дверь, сесть в машину, включить музыку, попасть на волну...
Обернись,
Мне не встать
Без твоей руки,
Не услышать биение сердца
Обернись...(с)
Расплакаться и уехать в ночь...
А назавтра... работать до полночи, чтобы не лезли глупые мысли в голову...
И только не думать, не думать....
Мне не встать без твоей руки, любимый....
Я люблю.ТЕБЯ.
ВЕТЕР
Незабудка
18.02.2010, 07:31
РЕФЕРАТ О ЛЮБВИ.Занятия сексом не помешают вам хорошенько выспаться. Кто думает иначе - заблуждается. После встряски всего организма, полученного чувственного удовольствия, ласк и нежных слов мозг приходит в состояние покоя не только у мужчин, многие из которых сразу же засыпают, но и у женщин. Но поскольку этот женский орган (т.е. мозг) устроен совершенно иначе, чем мужской, женщины и успокаиваются после эмоционального напряжения позже, чем их партнеры. Однако спят так же крепко, если не крепче, чем они. Хороший секс избавляет нас с вами от дневного перенапряжения - работа, семья, пробки - после которого мы и тянемся за вредным лекарством. Откажитесь от снотворных, если вы к ним прибегаете, и займитесь лучше любовью. Крепкий сон гарантирован. Размышления друга...
Незабудка
18.02.2010, 07:38
Моя совесть
Долгое время меня беспокоило странное чувство,похоже,это было на то,как будто у меня раздвоение личности.Одна часть меня,постоянно останавливала,отговаривал от каких-либо поступков,размышлений,дейс твий,утверждений созданных моим личным мнением.Другая,выслушав веские доводы первой,согласившись,поступ ала так как хотелось ей,ссылаясь на то, что это ее мнение и так будет правильней.
И вот однажды я лег спать,но заснуть не мог.Я раздумывал,почему в моей жизни происходят события прямо противоположные моим желаниям.И я почувствовал,увидел существо(некий сгусток энергии),оно подошло,село на край кровати.Страха небыло,я догадывался кто передо мной,оно имело человеческий контур бело-серого цвета и больше ни каких конкретных деталей.
Это была моя Совесть,та первая половина меня,которая все время меня одергивала и упрекала за неправильность моих помыслов и действий.
Я спросил ее:-зачем ты пришла?Почему ты постоянно беспокоишь,грызешь меня?
-Я пришла поговорить,я часть тебя и мы живем не в ладу с тобой,я твоя и ты никуда не денешся от меня.
-Почему?
-Так создан МИР!
-И что мне делать,как мне быть?
-Ты должен сам разобраться и сделать выбор как тебе жить.
-Но ведь ты пришла мне помочь?!
-Да и мой единственный совет"ты обязан всегда советоваться со мной,слушаться меня и самое главное не делать ни чего вопреки мне".
-Это закон и следуя ему,мы с тобой будем отличными друзьями,а из этого следует вся твоя внутренняя и окружающая жизнь.У нас с тобой мир,понимание,покой-это успех и это твой успех!
Соответственно и в твоей жизни будет мир,понимание,покой и успех!
Успех-Признание-Любовь-Счастье-Богатства духовные и материальные.
Она встала и пошла,напоследок бросила:
-думай сам,решай сам и выбирай.
Она оставила меня в покое,в полном одиночестве.Она была права,если ты живешь не по совести,то в твоей жизни все идет на перекос.Это факт на осознание которого уходят дни,годы,а то и вся жизнь.
Мне было о чем подумать.
Я ЖИВУ В ЛАДУ С СОВЕСТЬЮ!
АЛЕКСЕЙ
Незабудка
18.02.2010, 10:32
АФОРИЗМЫ О ЛЮБВИ часть 1
Когда ставишь целью найти любовь, то никогда ее не найдешь. Только горькие разочарования от холодной осени и тоскливых дождей повстречаешь ты на пути. Когда хочешь найти идеал, то встречаешь ворон и галок, важно сидящих на голых ветках. В мире где царит осень нельзя искать весны. В мире, где все замерзло нельзя найти любовь.
Но что же делать, если каждый новый день становится холодней предыдущего, если лужицы начинает стягивать ледяная корка, а по поземке несется крупа первого снега? Что же замерзать и ждать пока снежный панцирь окончательно оденет землю и поглотит ее под белой пеленой ледяного холода? Так поступают разочаровавшиеся люди, которые полагали, что мир это сама доброта и тепло. Кто пришел в этот мир раньше уже сказал, что нет тут ни любви ни преданности. И не надо желать найти любовь в нем. Так что же выхода нет, как только замерзнуть?
Мудрый не ищет любовь вне себя. Он не ставит собственное счастье в зависимость от погоды, которая царит в мире. Он не стремится найти любовь вне. Он ищет ее в своем сердце. В самом себе находит опору. Сам становится источником огня и силы. И тогда окружающее начинает напитываться его энергией. Он начинает растапливать лед, он прогоняет холода. Он становится горячим как солнце. И его доброта и любовь побеждает мир. И тогда на ветке сакуры расцветают цветы и весна приходит в этот мир. Зажги в своем сердце огонь любви и мир расцветет у тебя на глазах.
Не замыкай любовь на одной точке. Расширь свой взгляд. Устреми желания души своей на все прекрасное в мире. И пусть любовь будут лишь частью этого мира, и тогда ты стойко примешь те удары, которые нанесут они в борьбе с тобой. Любовь должна быть такой, чтобы расплавить ненависть. Любовь должна быть такой, чтобы зажечь любовь в любимых. Любовь должна быть такой, чтобы испепелить демонов зла.
Не делай себя несчастным из-за одной потери. Ведь приобретаешь все, когда учишься любить прекрасное в мире. Не возненавидь мир из за одного предательства, ведь когда ты начинаешь ненавидеть, ты наносишь урон себе. Не терзай себя пустыми желаниями, ведь когда ты не желаешь недостижимого, ты учишься достигать возможное.
ВЕТЕР
Незабудка
19.02.2010, 13:00
АФОРИЗМЫ О ЛЮБВИ часть2
Поверить женщине, все равно что поверить ветру. Признаться ей в любви, значит быть отвергнутым, ибо нельзя слишком показывать свою любовь, ведь что завоевано больше не прельщает. Не верить словам, а верить сущности. Не показывать свой интерес, но плести сети. Быть настойчивым, но не прокалывать ноздри привязанностью. Не делать из женщины солнце, без которого нельзя жизнь. И тогда неверная превратится в верную. Изменчивая обретет постоянство. А внимающая будет заворожена страстным напором.
Когда обольщаешь девушку важно соблюдать следующие правила. Не идти с ней наперекор. Веселить и забавлять. А если нахмурила красавицы лоб, то немедленно надо прервать тему разговора и чем-нибудь рассмешить и говорить совсем о другом. Не давай возможности ей опомнится, задуматься или разочароваться. Увлекай ее интересным и предавай значимость незначительному. Говори то, что она хочет услышать и не говори то, что ей неприятно. Используй даже маленький повод показать свою щедрость и твою готовность сделать для нее невозможное. И тогда ты добьешься желаемого.
Когда надо избавиться от девушки, то не надо поступать так, чтобы она назвала тебя трусом или негодяем. Надо сделать так, чтобы она сама от тебя отказалась, как бы до этого тебя не желала. Надо начать колоть и язвить ее, попрекать и поучать. И тогда она непременно обидится и отойдет сама. Это обычный путь избавления от разочаровавшей девушки. Но есть и благородный путь. Путь который является испытанием для самой девушки и ее любви. А суть его тонка и невидима…
Благородный способ избавления от девушки заключается в том, что ты окружаешь ее повышенной любовью и вниманием. Ты носишь ее на руках, задариваешь цветами и подарками. Преследуешь ее по пятам. Бешено ревнуешь ко всем мужчинам. Допытываешься где и с кем она провела время. Признаешься в любви, долго и страстно. Убеждаешь, что жизнь твоя закончится, если ты ее потеряешь. Говоришь ей постоянно – люблю, люблю, люблю… И тогда в скором времени ты увидишь презрение в ее глазах и даже ненависть. И она сама прогонит с словами презрения. И тогда ты уйдешь с чистой совестью. И тогда, ты не откроешь ей дверь, когда она однажды постучится в нее…
Когда обольщаешь женщину в нее надо влюбляться на время. Без этого ничего не выйдет. Если не заключить ее всю в свое сердце, но не проникнешь в ее. А покорить можно, только проникнув в сердце, у которого тыща замков и запоров. И растворить их может только любовь.
Даже капризного парня можно покорить, если под его вкус попадет девушка, и она не будет обладать высшими достоинствами, но сразу проникнет в сердце, не прилагая усилия, лишь только потому, что она такая. Многие думают, что это легко им удастся, но на самом деле, она одна такая, чтобы и красотой и смирением и непостоянством и сопротивлением сразу взяла его сердце и вытеснила старую любовь. Пытаться совпасть надо. Но надо и видеть сразу будут ли совпадения или нет. Для большинства они не будут, но они все равно идут пробовать. И готовы всю себя бросить в жертву лишь бы достигнуть желаемого. Только уперевшись в стенку они начинают понимать, что стена, которую они видели, действительно оказалась стеной.
Кто привык к легким победам, будет повержен первым же поражением. Кто уверен, что всегда возьмет желаемое, будет уязвлен и перестанет считать себя совершенством. Кто не достигает желаемого, начинает с отчаянием к нему стремиться, так словно это дело жизни и смерти. Все это затуманенность чувств и обиженное самолюбие. Когда же люди поймут, что любовь, это когда тебе дают, а на когда отнимают, когда тебя окружают вниманием, а не пренебрегают, когда тебя защищают, а не предают.
Спорить, кокетничать, развлекать, увлекать вот что должен делать парень с молодой красоткой, если он начнет требовать развлечь его, он уподобится птицелову, который требует птичку, севшую ему на руки клевать зерна, залететь в клетку и начать голосисто петь. Девушка хочет свободы и обожания, и она права, это ее время беззаботной молодости. Придет время и она насидится в клетке и напоется под деспотичную палочку мужа дирижера. Выбрать парня, который требует завышенное, значит выбрать большого зануду, который быстро разочарует своими придирками и поучениями.
Для лицемерного признаться в любви к девушке или каменной статуи разницы нету. Если он видит для себя расчет, он признается в нежной пламенной любви самому папе римскому. Степень зрелости эгоизма в нем достигла самого расцвета и нет ничего хуже как во время не раскусить лицемера и влюбиться в него. Тогда становишься орешком в железных пальцах злого юноши, который однажды раздавит скорлупу, съест орех, и выкинет скорлупки. Если знать, что ты развлечение на краткий миг, то пройдет и желание обладать им вместе с любовью.
Признаться девушке в любви словами я тебя люблю, и еще предоставить письменное подтверждение этого, значит выставить себя на посмешище всем ее подругам и заслужить ее презрение. Ведь красотка интересуется только теми, кто может ее победить, а не сдается в плен вместе со всей амуницией и обозами своих детских комплексов. Много желающих говорит банальные слова, которые тешат ее самолюбие, но никто не может увлечь искренностью поступков и красотой ухаживания. Парни перестали учиться добиваться любви. Они предпочитают сказать банальные фразы о любви, полагая, что девушки настолько глупы и романтичны, что достаточно этих признаний, чтобы овладеть их душами и сердцами. Вот почему парни часто упираются в тупик и не могут понять, почему дальше им нет прохода.
Самое сложное в отношения научиться ценить подлинную любовь. Из тысячи рыцарей лишь один идет на смертельный поединок ради любимой. Из тысячи страстных слов любви лишь три слова одного влюбленного являются истинными. Из тысячи соблазнов лишь один приносит счастье. Как не оступиться и выбрать любимого? Как не потеряться среди множества отношений? Чтобы сделать это, надо придать любви высшую ценность. И тогда из толпы ты увидишь в сиянии только одного любимого, только одну преданную тебе любовь.
Любовь это выбор верности. Страсть это выбор желаний. Разврат это выбор разнообразия. Нельзя выбрать сразу три желания и осуществить их. Кто выбирает любовь, тот не может сгорать от страсти стремления и нарушать постоянство. Кто выбирает страсть, тот не может не охладиться, достигнув желаемого. Кто выбирает разнообразие - не может долго удержать внимание ни на чем, и увлечен разнообразием чувственного наслаждения.
ВЕТЕР
Белая Хризантема**
26.11.2012, 18:35
Жемчужины мысли... Романтик к цинику пришел-"Послушай, дай совет практичный! Вот у тебя ведь нет проблем и все отлично в жизни личной!»
… Скажи, открой мне свой секрет простого сосуществования: чтоб, Ты любил, ну и в ответ звучали нежные признания!
… И циник говорит ему-"А знаешь друг ты мой сердешный, когда-нибудь и ты, устав, пройдешь мой путь такой же грешный.
… Ведь я не сразу стал таким. Ценил я чувства.
Жил мечтою. Любил. Страдал. Писал стихи, под очарованной луною.
… Я был наивным как и ты. С душою относился к людям. Я помогал им в час нужды. И на вопрос их-"Что взамен?"- я говорил-"Давай не будем!»
… Я заблуждался иногда, приняв за чистую монету всю ложь, что говорили мне…, и горько пожалел об этом!!!
… И видно так сложилась жизнь-устал я быть в плену Венеры. Ей подношения носить. И верить Всем, Всему,-без меры!
… Я дам тебе один совет, ведь, что-то доброе осталось в душе моей, хоть столько лет царит одна лишь в ней усталость.
… Ты просто будь самим собой. Цени свободу, достижения. Ты уникален. Ты один. И нету в мире повторения.
… Люби себя, таким как есть. Иди всегда своей дорогой. Не подражай и помни, ВСЕ равны, когда предстанем перед Богом!
… Богат иль беден-все одно. Там судят не по состоянию. А за поступки, за дела. За путь приведший к покаянию.
… Прости врагов и будь добрей,
не вспоминай былые козни. И не злословь
за спинами людей, тогда увидишь станет жить намного проще!
… А что касается любви-не обижайся, если что-то, пойдет не так. Борись с Собой, не жди крутого поворота. И если все это поймешь-все будет у тебя прекрасно. Люби, твори добро и верь, все в этой жизни не напрасно!
Powered by vBulletin® Version 4.2.6 by vBS Copyright © 2024 vBulletin Solutions Inc. All rights reserved. Перевод: zCarot