Пyмяyx**
06.12.2010, 22:32
И не оспаривай глупца
– Простите пожалуйста, сударь, Вы – Пушкин?
– Да, я Пушкин, простите, с кем имею честь?
– Позвольте представиться, Плошкин, Гаврила Лукич Плошкин. Помещик. Давний поклонник Вашего таланта.! Ну, надо же, сам Пушкин! Александр Сергеевич, позвольте узнать, что занесло Вас в наше захолустье?
– Вообще-то я тут проездом. Еду в Петербург.
– Нет, С ума сойти! Пушкин! Я так рад! Александр Сергеевич, не откажите в любезности! Окажите честь своим визитом!
– Ой, ну, что Вы, сударь, вот, прямо так, неожиданно взять и поехать?
– Да, вот прямо так и неожиданно. Для меня неожиданна наша встреча для Вас – моё приглашение Да Вы не беспокойтесь! Тут рядышком. Всего 2 версты… В прочем, может я Вас отрываю от важных дел?
– Нет, я совершенно свободен сегодня, но, знаете ли, как-то неудобно…
– Всё удобно! Александр Сергеевич! Ну, не откажите! Всё, решено! Едем ко мне. Прямо сейчас! … Пафнутий! Мы едем домой! … Нет, ну, расскажу знакомым – обзавидуются. Сам Пушкин ко мне в гости едет!
Кристалл, поэтом обновленныйУкрась мой мирный уголок,Залог поэзии священнойИ дружбы сладостный залог.
Час спустя у Плошкина
– Эх, ну жаль художника нет! Запечатлел бы! Солнце русской поэзии у меня в гостях! А Вы угощайтесь. Баранинка отменная, скажу я Вам! Пушкин! Собственной персоной! Александр Сергеевич, ну, Вы не представляете, как я люблю Ваши стихи, как восхищаюсь ими! Многие я даже наизусть выучил. Вот, пожалуйста:
Прощай, письмо любви!
прощай: она велела...
Как долго медлил я!
как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!.. вспыхнули! пылают - легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утрата впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...
Останься век со мной, на горестной груди! Ну, это же надо! Как точно и как красиво! Александр Сергеевич! Не ошибусь, если скажу, что вы лучший поэт России, другие и в подмётки Вам не годятся!
– Гаврила Лукич, ну, право, вы мне льстите!
– Нет, ни капли! И не только сейчас и не только здесь! Скажу, что Земля ещё не рождала таких гениев и вряд ли когда-нибудь родит. Что там Овидий или какой-нибудь Корнель! Есть Пушкин!
Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь
Надолго ли?.. а кажется прошли
Дни мрачных бурь, дни горьких искушений.
Александр Сергеевич! Дорогой! Давайте выпьем за Ваше здоровье! Нет, ну, надо же, какая встреча! Александр Сергеевич, а, знаете, я тоже немного пишу. Конечно же, у меня даже мысли не было никогда пытаться сравнивать мои скромные вирши с Вашими великими стихами, но всё-таки... Александр Сергеевич... Может, окажете мне честь, послушаете мои, ну, очень скромные стишки?
– Ну, конечно, Гаврила Лукич! Как я могу отказать.
– Только Вы, если что не так, говорите мне честно и прямо!
– Договорились.
– Итак, начинаю. Это стихотворение я написал два года назад по поводу дня рождения нашего соседа Ивана Георгиевича Тятина. Слушайте:
О, Тятин, друг, тебя я поздравляю!
Тебе здоровья, счастия желаю!
Будь крепок как сосна, и Бог тебя храни!
И да запомнятся тебе такие дни!
Ну, как, Александр Сергеевич?
– М… Я думаю, Ваш сосед оценил это поздравление по достоинству?
– О, да! Он был очень рад. Ах, Александр Сергеевич! Я так счастлив, что Вам понравилось! Давайте я зачитаю вам патриотическое. Про войну 12-го года.
– Сделайте милость.
– Героям 12-го года посвящается
О русы храбрые, как львы и тигры
Вы всех врагов на поле брани перебили
Бежал надменный галл
От нас он убежал
Ура ура!
Поёт труба!
Наполеон мечтал завоевать отчизну нашу
И вот бежит он, гонят его наши
Бежит Наполеон трусливо в свой Париж
И больше он войной нам не грозит.
Ну как Вам?
– М… Гаврила Лукич, я вижу, Вы настоящий патриот.
– Ах, Александр Сергеевич, как я Вас понимаю.
Александр Сергеевич! А в какой журнал Вы бы посоветовали мне отправить свои стихи?
– Право, затрудняюсь ответить. В любой. Попробуйте в «Речь»
– Спасибо, Александр Сергеевич, я так и сделаю.
– Гаврила Лукич, мне, пожалуй, пора, и так я стеснил Вас. Огромное спасибо за гостеприимство…
– Нет Александр Сергеевич! Я вас так просто не отпущу.
– Но я не могу злоупотреблять Вашей добротой…
– Полно! Для меня великая честь принять у себя самого великого поэта России и не только России. А Вы сами сказали. Что дел у Вас нет. Я понимаю, Вы человек благородный и деликатный и не хотите меня стеснять, но молю Вас, побудьте ещё. Скоро и самовар поспеет. Попьём чая с пирогами. Знаете, у меня Марфа есть, такие пироги, как она печёт, Вы нигде таких не попробуете! А в своём Санкт-Петербурге тем более.
– Ну, раз Вы так настаиваете…
– Вот и отлично! А пока самовар не вскипел, я Вам ещё что-нибудь почитаю. Про природу, например.
О как прекрасна осень золотая!
Листы с дерёв торжественно спадают
Покрыто всё златым ковром
И дует ветер за окном
Поедем милый друг кататься
В дороге будем целоваться
Пусть дождь идет и снег идет
Пусть вечер в небе заплывет!
Ну, как Вам?
– Да, Вы знаете, я тоже люблю осень!
– Ну, конечно, знаю!
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Как же Вы замечательно сказали!
Ну, вот, а теперь и Вы узнали, как я осень люблю. Слушайте, у нас много общего! Оба любим поэзию, оба любим осень. Знаете, когда будет время, приезжайте ко мне в гости, вот так, запросто. Помните, я всегда Вас жду.
– Огромное спасибо, Гаврила Лукич, обязательно заеду.
*– Ой, я так рад! Ну, давайте я Вам ещё почитаю. Про любовь. Знаете, с этой женщиной я познакомился два года назад в Нижнем Новгороде. Ах, какая у нас была любовь! Ну, Вы, как великий русский поэт должны понять меня. Вот послушайте:
О, ангел мой, как ты прекрасна!
Тебя люблю, люблю ужасно!
Мой идеал, мой свет, моя любовь!
Во мне кипит младая кровь.
Жар крови той горит в моей груди!
Останься я молю, не уходи!
О подари ты мне свои лобзанья.
Я весь горю от сильного желанья.
Моя любимая, хорошая родная!
Я о тебе никогда не забываю.
Любить тебя я буду всегда.
И думать о тебе с ночи до утра.
С утра до ночи думать тоже буду
И никогда тебя я не забуду!
Ну, как, Александр Сергеевич?
– Главное, чтобы даме понравилось.
– Александр Сергеевич! Что-то я по Вашему лицу вижу, что что-то Вам не нравится. Ну, не стесняйтесь! Скажите мне, что не так в моих стихах! Может быть, я что-то исправлю. Я же вижу, что Вы в силу Вашей вежливости и природной деликатности боитесь меня огорчить. А Вы не бойтесь. Я человек прямой. Я могу принять любую справедливую критику. Даже самую нелицеприятную.
– Вы, действительно, хотите услышать моё мнение?
– Ну, разумеется! А для чего же я Вам читал свои стихи?
– Ну… хорошо… Дорогой Гаврила Лукич! Я безмерно благодарен Вам за Ваше гостеприимство, за Ваше отношение ко мне, Вы, я вижу, замечательный человек, но, простите, поэзия * не Ваш удел. Я уверен, что Вы смажете себя проявить в чём-нибудь другом.
– Не мой?! То есть Вы хотите сказать, что мои стихи недостаточно хороши? Так подскажите, что в них я могу исправить!
– У Вас замечательный дом, очень вкусный обед, но стихи у Вас, просто ужасны. И боюсь, исправить в них уже ничего невозможно.
– Ну, вот.. Нет! Ну, Вы, всё-таки, скажите, ну, что в них неправильно? Вы конкретно! А иначе – это общие слова.
– Извольте. Начнём с того, что у Вас часто хромает рифма.
– Ну, например?
– «Тигры» и «перебили» - это не рифма. Вообще. «Ура» и «труба» –тоже. «Нашу» и «наши» – одно слово в разных формах. Вы срифмовали слово с самим собой. «Париж» и «грозит» - не рифма. «Ковром» и «Окном»…
– Позвольте, сударь! Чем Вам плоха эта рифма? Ковром, окн-ом! Кончается одинаково!
– «Ом» не достаточно. «Ковром» срифмовалось бы с «двором», «ребром», «серебром», а «окном» с «сукном», например.
– Допустим. А, разве в поэзии рифма, вообще, обязательна? Есть же белый стих, есть верлибр. Покажите, где рифма в Вашей «Сказке о рыбаке и рыбке»?
– Сударь, ну, у Вас никак не белый стих и не верлибр. Да, они пишутся без рифмы, но у них другие законы. Например, в белом стихе важен размер. Как в прочем, и в обычном. А у Вас размер гуляет туда – сюда. Кстати, если снова вернуться к разговору о рифмах, у вас много глагольных рифм.
– Что Вы этим хотите сказать?
– Ну, например «кататься – целоваться»
– Эта-то рифма чем Вам не угодила?
– Срифмованы два глагола.
– А что, нельзя? Первый раз слышу!
– Можно, но не рекомендуется?
– Это почему же?
– Ну, как Вам сказать… некрасиво звучит.
– А по мне – вполне красиво.
– Но Вы же хотели выслушать моё мнение и даже настаивали.
– Ладно. Что ещё в моих стихах Вам не понравилось?
– Ну, как Вам сказать?
– Да уж говорите! Что там!
– Понимаете, надо продумывать каждое слово, а не вставлять в строку первое, что более или менее подошло. Ну, вот, например «Тебя люблю, люблю ужасно!» Ну, не подходит слово «ужасно».
– «Ужасно» означает «очень сильно»
– Да, но по стилю оно никак не подходит. Или вот «вечер заплывёт» Не говорят так. Это глаз может заплыть, когда по нему стукнули.
– А Вы всегда продумываете каждое слово?
– Я, да.
– Ну, а что ещё?
– Ещё много затёртых выражений, сравнений.
– И где же Вы их у меня нашли?
– Ну, хотя бы, «поздравляю» и «желаю». Такую рифму Вы найдёте по 10 раз в альбоме любой барышни.
– Ну, и что? Им можно, а мне нельзя?
– Но они не настаивают, чтобы я судил их стихи.
– Нет, ну, Вы объясните! Что же тут плохого? Я поздравляю человека, хорошего человека, желаю ему здоровья, и чтобы Бог его хранил. Что в этом плохого?
– Да ничего! Пожелать здоровья можно и прозой. Зачем же превращать хорошее пожелание в плохие стихи?
– Но Тятину понравилось, всем гостям понравилось!
– Тогда зачем Вы спрашиваете моё мнение? Раз всем понравилось, значит, стихотворение хорошее.
– Но Вам-то не понравилось?
– Мне нет.
– Ну, как же так! Человек двадцать аплодировало, им нравилось, а Вам не нравится.
– А мне не нравится.
– Ну, не может же быть так, чтобы двадцать человек были бы неправы, а один прав.
– Сударь, я к вам в судьи не набивался.
– Конечно, не могут они все быть неправы!
– Воля Ваша. Ну, что, мне наверное пора ехать, а, Гаврила Лукич?
– Нет, ну, давайте всё-таки договорим. Хотя бы минут 10. Хочется поставить точки над «i». Всё равно, пока Пафнутий запряжёт… Танька! Скажи Пафнутию, чтобы запрягал. Живо!
– Ну, десять так десять. Что Вам ещё от меня угодно?
– Ну, продолжайте! Значит, говорите, затёртые выражения?
– Именно.
– Где ещё?
– Ну осень у вас, конечно, золотая, листья падают торжественно…
– Минуточку! Но у Вас тоже
Зима, крестьянин торжествуя, на дровнях обновляет путь…
– И что-с?
– «Торжествуя» У вас это слово тоже употреблено. У Вас оно, значит, не затёртое.
– Слова затёртыми не бывают. Все мы говорим на русском языке и новых слов изобретать не нужно. Затёртыми бывают выражения. Рифмы, кстати, тоже. Вот у Вас, например, «любовь» и «кровь». Причём, кровь, естественно, младая. Желанья, лобзанья…
– Так Вы сомневаетесь в моей любви к ней?
– Что Вы! Я верю, что Вы очень любили эту даму. Просто Вы не смогли свою Любовь Выразит в стихах. Ну, не дано Вам, это! Право, сударь, лучше бы Вам изъясняться прозой.
– Вижу, сударь, Вы никогда не любили. Иначе бы поняли меня!
– Час от часу всё удивительней! Ну, где уж Ваш Пафнутий?
– Пафнутий запрягает. Так что Вам ещё не понравилось в моих стихах?
– А ещё в них нет новизны.
– А что нового я должен был написать? Что Наполеон разбил Кутузова? Или что осенью листья синие? Или про любовь что-то не такое?
– Нет, конечно. Но можно и в известном что-то новое найти. ИИ написать так, как никто до Вас не писал. Ну, вот, например, как о бородинской битве писал Денис Давыдов:
Умолкшие холмы, дол некогда кровавый!
Отдайте мне ваш день, день вековечной славы,
И шум оружия, и сечи, и борьбу!
Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу
Попрали сильные. Счастливцы горделивы
Невольным пахарем влекут меня на нивы...
О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты, голосом своим рождающий в полках
Погибели врагов предчувственные клики,
Вождь гомерический, Багратион великий?
Простри мне длань свою, Раевский, мой герой!
Ермолов! я лечу - веди меня, я твой:
О, обреченный быть побед любимым сыном,
Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!
Но где вы?.. Слушаю... Нет отзыва! С полей
Умчался брани дым, не слышен стук мечей,
И я, питомец ваш, склонясь главой у плуга,
Завидую костям соратника иль друга.
И сравните со своими стихами.
– И что?
– Если не видите разницы, я бессилен Вам её объяснить.
– Да ничего нового не вижу. Что тут нового? Про холмы? Или про дол? Или про Багратиона?
– Да, спорить с Вами бесполезно.
– Потому что я прав.
– Сударь, ради Бога! Вы правы! Вы талантливы! Только уж поторопите уж своего Пафнутия.
– Так говорите, Вы продумываете каждое слово?
– Да, продумываю. Каждое слово должно быть на месте.
– Да уж!
Онегин, добрый мой приятель
Родился на брегах Невы
Что, прямо на берегу? Кареты ездят, бабы за водой идут, и тут же матушка Онегина рожает его! Нет, даже не на берегу. На брегах! На обоих! Пока рожает – бегает с берега на берег через мост! На левом берегу начала тужиться, перебежала на правый – головка показалась, перебежала на левый _ уже и ручки…
– Сударь, что Вы такое несёте? Постыдились бы!
– А чего это мне стыдиться? Это Вам, сударь, надо бы постыдиться?
– Чего же мне стыдиться, простите?
– Да того, что берётесь всех получать!
– Я берусь? Не Вы ли меня сами об этом просили?
– А сами совершенно не понимаете в поэзии!
– Я?! Простите…
– Вы! Вы! Вы самодовольны и тщеславны! Но Вы ничего не понимаете ни в любви ни в поэзии. Вам это недоступно! Вы поэт? ВЫ????!!! Ха-ха! Да у Вас ни одного сколько-нибудь стоящего стихотворения нет.
Унылая пора, очей очарованье…
Это стихи? Да так любой может! Вот граф Хвостов – поэт. А Вы пред ним… Нет, не могу с Вами больше оставаться в одном доме. .. Пафнутий! ПАФНУТИЙ!!!! Ну, где тебя черти носят?
– Я здесь, барин! Всё готово, можно ехать.
– Отвезёшь вот этого господина в город или куда он сам пожелает… Прощайте, господин Пушкин… Я-то думал Вы – поэт, а Вы…
– Прощайте, господин Плошкин. Спасибо за гостеприимство и очень интересный разговор.
Веленью бoжию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приeмли равнодушно
И не оспаривай глупца.
6.12.2010. Реховот
– Простите пожалуйста, сударь, Вы – Пушкин?
– Да, я Пушкин, простите, с кем имею честь?
– Позвольте представиться, Плошкин, Гаврила Лукич Плошкин. Помещик. Давний поклонник Вашего таланта.! Ну, надо же, сам Пушкин! Александр Сергеевич, позвольте узнать, что занесло Вас в наше захолустье?
– Вообще-то я тут проездом. Еду в Петербург.
– Нет, С ума сойти! Пушкин! Я так рад! Александр Сергеевич, не откажите в любезности! Окажите честь своим визитом!
– Ой, ну, что Вы, сударь, вот, прямо так, неожиданно взять и поехать?
– Да, вот прямо так и неожиданно. Для меня неожиданна наша встреча для Вас – моё приглашение Да Вы не беспокойтесь! Тут рядышком. Всего 2 версты… В прочем, может я Вас отрываю от важных дел?
– Нет, я совершенно свободен сегодня, но, знаете ли, как-то неудобно…
– Всё удобно! Александр Сергеевич! Ну, не откажите! Всё, решено! Едем ко мне. Прямо сейчас! … Пафнутий! Мы едем домой! … Нет, ну, расскажу знакомым – обзавидуются. Сам Пушкин ко мне в гости едет!
Кристалл, поэтом обновленныйУкрась мой мирный уголок,Залог поэзии священнойИ дружбы сладостный залог.
Час спустя у Плошкина
– Эх, ну жаль художника нет! Запечатлел бы! Солнце русской поэзии у меня в гостях! А Вы угощайтесь. Баранинка отменная, скажу я Вам! Пушкин! Собственной персоной! Александр Сергеевич, ну, Вы не представляете, как я люблю Ваши стихи, как восхищаюсь ими! Многие я даже наизусть выучил. Вот, пожалуйста:
Прощай, письмо любви!
прощай: она велела...
Как долго медлил я!
как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!.. вспыхнули! пылают - легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утрата впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...
Останься век со мной, на горестной груди! Ну, это же надо! Как точно и как красиво! Александр Сергеевич! Не ошибусь, если скажу, что вы лучший поэт России, другие и в подмётки Вам не годятся!
– Гаврила Лукич, ну, право, вы мне льстите!
– Нет, ни капли! И не только сейчас и не только здесь! Скажу, что Земля ещё не рождала таких гениев и вряд ли когда-нибудь родит. Что там Овидий или какой-нибудь Корнель! Есть Пушкин!
Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь
Надолго ли?.. а кажется прошли
Дни мрачных бурь, дни горьких искушений.
Александр Сергеевич! Дорогой! Давайте выпьем за Ваше здоровье! Нет, ну, надо же, какая встреча! Александр Сергеевич, а, знаете, я тоже немного пишу. Конечно же, у меня даже мысли не было никогда пытаться сравнивать мои скромные вирши с Вашими великими стихами, но всё-таки... Александр Сергеевич... Может, окажете мне честь, послушаете мои, ну, очень скромные стишки?
– Ну, конечно, Гаврила Лукич! Как я могу отказать.
– Только Вы, если что не так, говорите мне честно и прямо!
– Договорились.
– Итак, начинаю. Это стихотворение я написал два года назад по поводу дня рождения нашего соседа Ивана Георгиевича Тятина. Слушайте:
О, Тятин, друг, тебя я поздравляю!
Тебе здоровья, счастия желаю!
Будь крепок как сосна, и Бог тебя храни!
И да запомнятся тебе такие дни!
Ну, как, Александр Сергеевич?
– М… Я думаю, Ваш сосед оценил это поздравление по достоинству?
– О, да! Он был очень рад. Ах, Александр Сергеевич! Я так счастлив, что Вам понравилось! Давайте я зачитаю вам патриотическое. Про войну 12-го года.
– Сделайте милость.
– Героям 12-го года посвящается
О русы храбрые, как львы и тигры
Вы всех врагов на поле брани перебили
Бежал надменный галл
От нас он убежал
Ура ура!
Поёт труба!
Наполеон мечтал завоевать отчизну нашу
И вот бежит он, гонят его наши
Бежит Наполеон трусливо в свой Париж
И больше он войной нам не грозит.
Ну как Вам?
– М… Гаврила Лукич, я вижу, Вы настоящий патриот.
– Ах, Александр Сергеевич, как я Вас понимаю.
Александр Сергеевич! А в какой журнал Вы бы посоветовали мне отправить свои стихи?
– Право, затрудняюсь ответить. В любой. Попробуйте в «Речь»
– Спасибо, Александр Сергеевич, я так и сделаю.
– Гаврила Лукич, мне, пожалуй, пора, и так я стеснил Вас. Огромное спасибо за гостеприимство…
– Нет Александр Сергеевич! Я вас так просто не отпущу.
– Но я не могу злоупотреблять Вашей добротой…
– Полно! Для меня великая честь принять у себя самого великого поэта России и не только России. А Вы сами сказали. Что дел у Вас нет. Я понимаю, Вы человек благородный и деликатный и не хотите меня стеснять, но молю Вас, побудьте ещё. Скоро и самовар поспеет. Попьём чая с пирогами. Знаете, у меня Марфа есть, такие пироги, как она печёт, Вы нигде таких не попробуете! А в своём Санкт-Петербурге тем более.
– Ну, раз Вы так настаиваете…
– Вот и отлично! А пока самовар не вскипел, я Вам ещё что-нибудь почитаю. Про природу, например.
О как прекрасна осень золотая!
Листы с дерёв торжественно спадают
Покрыто всё златым ковром
И дует ветер за окном
Поедем милый друг кататься
В дороге будем целоваться
Пусть дождь идет и снег идет
Пусть вечер в небе заплывет!
Ну, как Вам?
– Да, Вы знаете, я тоже люблю осень!
– Ну, конечно, знаю!
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Как же Вы замечательно сказали!
Ну, вот, а теперь и Вы узнали, как я осень люблю. Слушайте, у нас много общего! Оба любим поэзию, оба любим осень. Знаете, когда будет время, приезжайте ко мне в гости, вот так, запросто. Помните, я всегда Вас жду.
– Огромное спасибо, Гаврила Лукич, обязательно заеду.
*– Ой, я так рад! Ну, давайте я Вам ещё почитаю. Про любовь. Знаете, с этой женщиной я познакомился два года назад в Нижнем Новгороде. Ах, какая у нас была любовь! Ну, Вы, как великий русский поэт должны понять меня. Вот послушайте:
О, ангел мой, как ты прекрасна!
Тебя люблю, люблю ужасно!
Мой идеал, мой свет, моя любовь!
Во мне кипит младая кровь.
Жар крови той горит в моей груди!
Останься я молю, не уходи!
О подари ты мне свои лобзанья.
Я весь горю от сильного желанья.
Моя любимая, хорошая родная!
Я о тебе никогда не забываю.
Любить тебя я буду всегда.
И думать о тебе с ночи до утра.
С утра до ночи думать тоже буду
И никогда тебя я не забуду!
Ну, как, Александр Сергеевич?
– Главное, чтобы даме понравилось.
– Александр Сергеевич! Что-то я по Вашему лицу вижу, что что-то Вам не нравится. Ну, не стесняйтесь! Скажите мне, что не так в моих стихах! Может быть, я что-то исправлю. Я же вижу, что Вы в силу Вашей вежливости и природной деликатности боитесь меня огорчить. А Вы не бойтесь. Я человек прямой. Я могу принять любую справедливую критику. Даже самую нелицеприятную.
– Вы, действительно, хотите услышать моё мнение?
– Ну, разумеется! А для чего же я Вам читал свои стихи?
– Ну… хорошо… Дорогой Гаврила Лукич! Я безмерно благодарен Вам за Ваше гостеприимство, за Ваше отношение ко мне, Вы, я вижу, замечательный человек, но, простите, поэзия * не Ваш удел. Я уверен, что Вы смажете себя проявить в чём-нибудь другом.
– Не мой?! То есть Вы хотите сказать, что мои стихи недостаточно хороши? Так подскажите, что в них я могу исправить!
– У Вас замечательный дом, очень вкусный обед, но стихи у Вас, просто ужасны. И боюсь, исправить в них уже ничего невозможно.
– Ну, вот.. Нет! Ну, Вы, всё-таки, скажите, ну, что в них неправильно? Вы конкретно! А иначе – это общие слова.
– Извольте. Начнём с того, что у Вас часто хромает рифма.
– Ну, например?
– «Тигры» и «перебили» - это не рифма. Вообще. «Ура» и «труба» –тоже. «Нашу» и «наши» – одно слово в разных формах. Вы срифмовали слово с самим собой. «Париж» и «грозит» - не рифма. «Ковром» и «Окном»…
– Позвольте, сударь! Чем Вам плоха эта рифма? Ковром, окн-ом! Кончается одинаково!
– «Ом» не достаточно. «Ковром» срифмовалось бы с «двором», «ребром», «серебром», а «окном» с «сукном», например.
– Допустим. А, разве в поэзии рифма, вообще, обязательна? Есть же белый стих, есть верлибр. Покажите, где рифма в Вашей «Сказке о рыбаке и рыбке»?
– Сударь, ну, у Вас никак не белый стих и не верлибр. Да, они пишутся без рифмы, но у них другие законы. Например, в белом стихе важен размер. Как в прочем, и в обычном. А у Вас размер гуляет туда – сюда. Кстати, если снова вернуться к разговору о рифмах, у вас много глагольных рифм.
– Что Вы этим хотите сказать?
– Ну, например «кататься – целоваться»
– Эта-то рифма чем Вам не угодила?
– Срифмованы два глагола.
– А что, нельзя? Первый раз слышу!
– Можно, но не рекомендуется?
– Это почему же?
– Ну, как Вам сказать… некрасиво звучит.
– А по мне – вполне красиво.
– Но Вы же хотели выслушать моё мнение и даже настаивали.
– Ладно. Что ещё в моих стихах Вам не понравилось?
– Ну, как Вам сказать?
– Да уж говорите! Что там!
– Понимаете, надо продумывать каждое слово, а не вставлять в строку первое, что более или менее подошло. Ну, вот, например «Тебя люблю, люблю ужасно!» Ну, не подходит слово «ужасно».
– «Ужасно» означает «очень сильно»
– Да, но по стилю оно никак не подходит. Или вот «вечер заплывёт» Не говорят так. Это глаз может заплыть, когда по нему стукнули.
– А Вы всегда продумываете каждое слово?
– Я, да.
– Ну, а что ещё?
– Ещё много затёртых выражений, сравнений.
– И где же Вы их у меня нашли?
– Ну, хотя бы, «поздравляю» и «желаю». Такую рифму Вы найдёте по 10 раз в альбоме любой барышни.
– Ну, и что? Им можно, а мне нельзя?
– Но они не настаивают, чтобы я судил их стихи.
– Нет, ну, Вы объясните! Что же тут плохого? Я поздравляю человека, хорошего человека, желаю ему здоровья, и чтобы Бог его хранил. Что в этом плохого?
– Да ничего! Пожелать здоровья можно и прозой. Зачем же превращать хорошее пожелание в плохие стихи?
– Но Тятину понравилось, всем гостям понравилось!
– Тогда зачем Вы спрашиваете моё мнение? Раз всем понравилось, значит, стихотворение хорошее.
– Но Вам-то не понравилось?
– Мне нет.
– Ну, как же так! Человек двадцать аплодировало, им нравилось, а Вам не нравится.
– А мне не нравится.
– Ну, не может же быть так, чтобы двадцать человек были бы неправы, а один прав.
– Сударь, я к вам в судьи не набивался.
– Конечно, не могут они все быть неправы!
– Воля Ваша. Ну, что, мне наверное пора ехать, а, Гаврила Лукич?
– Нет, ну, давайте всё-таки договорим. Хотя бы минут 10. Хочется поставить точки над «i». Всё равно, пока Пафнутий запряжёт… Танька! Скажи Пафнутию, чтобы запрягал. Живо!
– Ну, десять так десять. Что Вам ещё от меня угодно?
– Ну, продолжайте! Значит, говорите, затёртые выражения?
– Именно.
– Где ещё?
– Ну осень у вас, конечно, золотая, листья падают торжественно…
– Минуточку! Но у Вас тоже
Зима, крестьянин торжествуя, на дровнях обновляет путь…
– И что-с?
– «Торжествуя» У вас это слово тоже употреблено. У Вас оно, значит, не затёртое.
– Слова затёртыми не бывают. Все мы говорим на русском языке и новых слов изобретать не нужно. Затёртыми бывают выражения. Рифмы, кстати, тоже. Вот у Вас, например, «любовь» и «кровь». Причём, кровь, естественно, младая. Желанья, лобзанья…
– Так Вы сомневаетесь в моей любви к ней?
– Что Вы! Я верю, что Вы очень любили эту даму. Просто Вы не смогли свою Любовь Выразит в стихах. Ну, не дано Вам, это! Право, сударь, лучше бы Вам изъясняться прозой.
– Вижу, сударь, Вы никогда не любили. Иначе бы поняли меня!
– Час от часу всё удивительней! Ну, где уж Ваш Пафнутий?
– Пафнутий запрягает. Так что Вам ещё не понравилось в моих стихах?
– А ещё в них нет новизны.
– А что нового я должен был написать? Что Наполеон разбил Кутузова? Или что осенью листья синие? Или про любовь что-то не такое?
– Нет, конечно. Но можно и в известном что-то новое найти. ИИ написать так, как никто до Вас не писал. Ну, вот, например, как о бородинской битве писал Денис Давыдов:
Умолкшие холмы, дол некогда кровавый!
Отдайте мне ваш день, день вековечной славы,
И шум оружия, и сечи, и борьбу!
Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу
Попрали сильные. Счастливцы горделивы
Невольным пахарем влекут меня на нивы...
О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты, голосом своим рождающий в полках
Погибели врагов предчувственные клики,
Вождь гомерический, Багратион великий?
Простри мне длань свою, Раевский, мой герой!
Ермолов! я лечу - веди меня, я твой:
О, обреченный быть побед любимым сыном,
Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!
Но где вы?.. Слушаю... Нет отзыва! С полей
Умчался брани дым, не слышен стук мечей,
И я, питомец ваш, склонясь главой у плуга,
Завидую костям соратника иль друга.
И сравните со своими стихами.
– И что?
– Если не видите разницы, я бессилен Вам её объяснить.
– Да ничего нового не вижу. Что тут нового? Про холмы? Или про дол? Или про Багратиона?
– Да, спорить с Вами бесполезно.
– Потому что я прав.
– Сударь, ради Бога! Вы правы! Вы талантливы! Только уж поторопите уж своего Пафнутия.
– Так говорите, Вы продумываете каждое слово?
– Да, продумываю. Каждое слово должно быть на месте.
– Да уж!
Онегин, добрый мой приятель
Родился на брегах Невы
Что, прямо на берегу? Кареты ездят, бабы за водой идут, и тут же матушка Онегина рожает его! Нет, даже не на берегу. На брегах! На обоих! Пока рожает – бегает с берега на берег через мост! На левом берегу начала тужиться, перебежала на правый – головка показалась, перебежала на левый _ уже и ручки…
– Сударь, что Вы такое несёте? Постыдились бы!
– А чего это мне стыдиться? Это Вам, сударь, надо бы постыдиться?
– Чего же мне стыдиться, простите?
– Да того, что берётесь всех получать!
– Я берусь? Не Вы ли меня сами об этом просили?
– А сами совершенно не понимаете в поэзии!
– Я?! Простите…
– Вы! Вы! Вы самодовольны и тщеславны! Но Вы ничего не понимаете ни в любви ни в поэзии. Вам это недоступно! Вы поэт? ВЫ????!!! Ха-ха! Да у Вас ни одного сколько-нибудь стоящего стихотворения нет.
Унылая пора, очей очарованье…
Это стихи? Да так любой может! Вот граф Хвостов – поэт. А Вы пред ним… Нет, не могу с Вами больше оставаться в одном доме. .. Пафнутий! ПАФНУТИЙ!!!! Ну, где тебя черти носят?
– Я здесь, барин! Всё готово, можно ехать.
– Отвезёшь вот этого господина в город или куда он сам пожелает… Прощайте, господин Пушкин… Я-то думал Вы – поэт, а Вы…
– Прощайте, господин Плошкин. Спасибо за гостеприимство и очень интересный разговор.
Веленью бoжию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приeмли равнодушно
И не оспаривай глупца.
6.12.2010. Реховот