Белая Хризантема**
01.12.2011, 17:48
Мой крестник
Ну, никак он не хочет называть меня "папой Борей" или просто, "крестным". "Дядя Боря" и все тут. С самого дня крещения я не могу никак от него этого добиться. И уговаривал, и убеждал, и делал обиженный вид ... Не действует.
В крестные он выбрал меня сам. Ему было тогда десять лет. Сам договорился со своими родителями. Обряд крещения выдержал мужественно, стойко, хотя и умудрился в храме отпустить несколько фривольных шуточек в отношении комплекции священнослужителя и сандалий на босу ногу, в которые тот был обут.
Я принял его, как родного сына. Люблю, забочусь, воспитываю. Устраиваю в колледж. "Отмазываю" в школе его шалости, прогулы, драки с другими мальчишками. Директор, завуч и классный руководитель, обычно звонят мне, а не его родителям, в случае чего.
Характер у него всегда сложный, задиристый. Юмор бьет фонтаном по любому случаю. В учебе раздолбай. С пацанами - дерзкий. И воспитать в нем "золотую середину", ну никак не удается.
Он со мной делится всеми своими пацанячьми секретами, вопросами. И я ему никогда не вру. Его откровенность - дорогого стоит. И в его, сегодняшние шестнадцать лет, вопросы становятся все серьезнее и глубже. И ответы на них находить все труднее и сложнее.
А вот вчера ...
Я сидел на кухне, потягивал из стакана слабую "отверточку", курил и задумчиво смотрел в окно четвертого этажа. Думки не тяжелые, так, о чем-то о своем, как говорят.
Он вошел и спросил:
- А что сидишь в одиночестве?
- Да так, сынок, просто, думаю.
- Грустно?
- Да нет, не особо. Просто одиночество - это моя близкая подруга. Вот и общаюсь с ней.
- А я?
- Что ты?
- Я же, есть?
- Так ведь ты - это совсем другое дело. Ты мой сын. Моя семья. А в семье тоже бывает гостит одиночество.
Он подошел ко мне со спины, положил мне руки на плечи, уперся лбом мне в макушку и тихо сказал:
- Ты не бойся. Я тебя досмотрю. Пап, не переживай ты так. Я с тобой.
- Да, было бы обещано. А три года - не срок.
Я хотел пошутить, как обычно, но в конце этой фразы мой голос предательски дрогнул. До меня дошло то, что он впервые, назвал меня папой. Я наклонил голову, чтобы скрыть слезы, которые так предательски, вдруг застили мне глаза. Он никогда не видел, что-бы я плакал. Даже от радости. Но, он все понял. Не стал больше продолжать. Оставил меня одного, с моими слезами и моей счастливой радостью.
Спасибо тебе, сынок.
За твое доброе человеческое сердце.
За твою мужскую тактичность.
Тим. Борисов.
Ну, никак он не хочет называть меня "папой Борей" или просто, "крестным". "Дядя Боря" и все тут. С самого дня крещения я не могу никак от него этого добиться. И уговаривал, и убеждал, и делал обиженный вид ... Не действует.
В крестные он выбрал меня сам. Ему было тогда десять лет. Сам договорился со своими родителями. Обряд крещения выдержал мужественно, стойко, хотя и умудрился в храме отпустить несколько фривольных шуточек в отношении комплекции священнослужителя и сандалий на босу ногу, в которые тот был обут.
Я принял его, как родного сына. Люблю, забочусь, воспитываю. Устраиваю в колледж. "Отмазываю" в школе его шалости, прогулы, драки с другими мальчишками. Директор, завуч и классный руководитель, обычно звонят мне, а не его родителям, в случае чего.
Характер у него всегда сложный, задиристый. Юмор бьет фонтаном по любому случаю. В учебе раздолбай. С пацанами - дерзкий. И воспитать в нем "золотую середину", ну никак не удается.
Он со мной делится всеми своими пацанячьми секретами, вопросами. И я ему никогда не вру. Его откровенность - дорогого стоит. И в его, сегодняшние шестнадцать лет, вопросы становятся все серьезнее и глубже. И ответы на них находить все труднее и сложнее.
А вот вчера ...
Я сидел на кухне, потягивал из стакана слабую "отверточку", курил и задумчиво смотрел в окно четвертого этажа. Думки не тяжелые, так, о чем-то о своем, как говорят.
Он вошел и спросил:
- А что сидишь в одиночестве?
- Да так, сынок, просто, думаю.
- Грустно?
- Да нет, не особо. Просто одиночество - это моя близкая подруга. Вот и общаюсь с ней.
- А я?
- Что ты?
- Я же, есть?
- Так ведь ты - это совсем другое дело. Ты мой сын. Моя семья. А в семье тоже бывает гостит одиночество.
Он подошел ко мне со спины, положил мне руки на плечи, уперся лбом мне в макушку и тихо сказал:
- Ты не бойся. Я тебя досмотрю. Пап, не переживай ты так. Я с тобой.
- Да, было бы обещано. А три года - не срок.
Я хотел пошутить, как обычно, но в конце этой фразы мой голос предательски дрогнул. До меня дошло то, что он впервые, назвал меня папой. Я наклонил голову, чтобы скрыть слезы, которые так предательски, вдруг застили мне глаза. Он никогда не видел, что-бы я плакал. Даже от радости. Но, он все понял. Не стал больше продолжать. Оставил меня одного, с моими слезами и моей счастливой радостью.
Спасибо тебе, сынок.
За твое доброе человеческое сердце.
За твою мужскую тактичность.
Тим. Борисов.