Gulzhan**
23.01.2017, 17:02
РЯДОМ С АПОСТОЛОМ
Борис Мирза (http://www.matrony.ru/author/boris_mirza/)
08.01.2017
http://www.matrony.ru/wp-content/uploads/2017/01/matrony_mini_08012017_1-1200x520.jpg
Посвящается Т. Божок
Она живет рядом с апостолом Андреем.Вернее, рядом с храмом, который когда-то он основал.
Теперь над тем древним тайным алтарем, вырубленным в горах, построен другой, новый. И она любит этот новый храм, но во сне часто видит тот, таинственный, первый.Когда нет служб, она любит дежурить здесь и молиться. Любит открывать храм туристам и смотреть внимательно, выискивая те сердца, что здесь откроются Богу. Это ее послушание и ее жизнь.Люди приходят. Она открывает храм и молится тихо в дальнем углу. И часто, очень часто, пришедшие в храм начинают рассказывать ей о своих бедах, потому что без бед они не добираются сюда.Или если добираются, то быстро уезжают, поставив галочку в воображаемой туристической книжке, которая позволяет сказать: «Да, мы там были…».И, напрягши память, добавить: «Да, очень древний храм…».Но она любит тех, кого призвал Господь.
Так она называет людей, которые пришли сюда для утешения в несчастьях.Она ждет их и слушает, если они захотят говорить, и говорит, если они захотят слушать.«Ах, как тяжела жизнь людей в миру!» — думает она.***Вот женщина, от которой муж ушел.
Интеллигентная и уверенная учительница биологии вдруг потеряла почву под ногами. Ведь вот как бывает: прожили всю жизнь, и хорошо прожили, уж и пенсия близко — и вдруг.
Нашел себе молодую продавщицу. Она почему-то именно на продавщице делает акцент в своем рассказе. Как будто если бы он ушел к девушке-кандидату наук, она смогла бы понять и простить.
Женщина неожиданно для себя самой рассказывает ей все то, что с ужасом и стыдом скрывала. И плачет.А дежурная монахиня плачет вместе с ней.
Женщина жалеет себя и, рассказывая подробности, все больше видит себя хорошей и незаслуженно обиженной.Ей приятно и даже лестно, что строгая пожилая монахиня плачет с ней и о ней.
В конце концов, наплакавшись, она чувствует облегчение. И, положив пятьсот рублей в ящик для пожертвований, растроганная своим благородством и стойкостью в тяжелой жизни, уходит.А дежурная монахиня еще долго молится в дальнем приделе храма.
И плачет.Плачет она о той женщине и еще больше — об ее муже. Ведь душа его погибает.Ах, как тяжела и опасна жизнь людей в миру.***Вот мужчина мнется, не знает, как бы поговорить.
А, видно, хочет.И монахиня ждет, а когда он, наконец, решается, то слушает со вниманием.Его речь вроде такая литературно-правильная, а мысли путаные. Здесь и знаменитое интеллигентское про то, что «до Бога наши перегородки не доходят», и что «Бог у него в душе», и что однажды он чувствовал что-то такое, совершенно неземное, что безусловно убедило его в загробной жизни и что там хорошо.
Он мучается, потому что сам не знает, к чему ведет. И от мучений душевных потеет и вытирает шею платком.А она, худая и высокая, смотрит на него, и как будто бы и не на него, а куда-то выше. И молчит. И слушает внимательно. И только едва заметно шевелит губами.А он сворачивает на любимую тему — про плохих попов. Мол, уж очень много и алчных, и грубых, и не скрывающих собственную грешную жизнь.И она соглашается, что да, много таких. И алчных много. И грубых. И грешных.Кивает.
И не спрашивает, откуда этот полный мужчина, храм не посещающий вовсе, знает столько ужасных священников.Нет, она не спрашивает. Кивает и шевелит губами.
И вдруг мужчина, в очередной раз протерев шею, начинает плакать. И ругать себя за свою мерзкую жизнь. Он так и говорит: «мерзкая». И что он уже много лет грешит и как…
И он начинает перечислять свои грехи, которых и правда много, но не больше, чем у всех людей… и он жалуется ей на самого себя.
А она говорит: «Вам надо завтра бы прийти, отцу Валентину рассказать».
И добавляет: «Он хороший. Очень добрый, он поймет. Ведь в миру так трудно жить…».
И мужчина соглашается.
И говорит, что придет.Придет ли? Она будет молиться, чтобы пришел. Сможет ли — неизвестно. Всякое бывает.Ведь жизнь в миру тяжела и опасна.***К ней приходим и мы.
И молимся вместе о душе нашей новопреставленной дочки Сони. Мы стоим у Распятия, а она там, где всегда, но я чувствую, что она рядом с нами. И когда лития заканчивается, она подходит к нам и рассказывает про древний храм, про то, что хоть священник их часто болеет, они с сестрами молятся сами. И что совсем рядом здесь, вот на этом самом месте, когда-то стоял апостол Андрей. И когда она говорит, то смотрит на Таню, мою младшую дочку.
И та доверчиво смотрит на нее.
— Я все свечи зажгла перед той иконой…
— вдруг признается ей Таня.
— Это хорошо, пусть горят. Когда мы молимся, то тепло свечей быстрее уносит наши молитвы к Богу.
Но ты сама ведь как солнышко, твои молитвы теплые… Каждый человек должен быть как теплый луч, понимаешь? Без света в миру трудно жить…Таня кивает.
Чуть позже, выйдя из храма и вспоминая эту пожилую женщину, одетую в черную одежду, эту монахиню с огромными серыми глазами, которые смотрят глубоко в душу, Таня скажет:
— Был плохой день, а стал хороший.И мы не спросим, почему она так сказала.
Все ясно. Стало светлее.Мы тоже надеемся вернуться сюда. Может быть, в ближайшие выходные.И встретиться с ней.
С той женщиной, что живет рядом с апостолом Андреем.
Борис Мирза (http://www.matrony.ru/author/boris_mirza/)
08.01.2017
http://www.matrony.ru/wp-content/uploads/2017/01/matrony_mini_08012017_1-1200x520.jpg
Посвящается Т. Божок
Она живет рядом с апостолом Андреем.Вернее, рядом с храмом, который когда-то он основал.
Теперь над тем древним тайным алтарем, вырубленным в горах, построен другой, новый. И она любит этот новый храм, но во сне часто видит тот, таинственный, первый.Когда нет служб, она любит дежурить здесь и молиться. Любит открывать храм туристам и смотреть внимательно, выискивая те сердца, что здесь откроются Богу. Это ее послушание и ее жизнь.Люди приходят. Она открывает храм и молится тихо в дальнем углу. И часто, очень часто, пришедшие в храм начинают рассказывать ей о своих бедах, потому что без бед они не добираются сюда.Или если добираются, то быстро уезжают, поставив галочку в воображаемой туристической книжке, которая позволяет сказать: «Да, мы там были…».И, напрягши память, добавить: «Да, очень древний храм…».Но она любит тех, кого призвал Господь.
Так она называет людей, которые пришли сюда для утешения в несчастьях.Она ждет их и слушает, если они захотят говорить, и говорит, если они захотят слушать.«Ах, как тяжела жизнь людей в миру!» — думает она.***Вот женщина, от которой муж ушел.
Интеллигентная и уверенная учительница биологии вдруг потеряла почву под ногами. Ведь вот как бывает: прожили всю жизнь, и хорошо прожили, уж и пенсия близко — и вдруг.
Нашел себе молодую продавщицу. Она почему-то именно на продавщице делает акцент в своем рассказе. Как будто если бы он ушел к девушке-кандидату наук, она смогла бы понять и простить.
Женщина неожиданно для себя самой рассказывает ей все то, что с ужасом и стыдом скрывала. И плачет.А дежурная монахиня плачет вместе с ней.
Женщина жалеет себя и, рассказывая подробности, все больше видит себя хорошей и незаслуженно обиженной.Ей приятно и даже лестно, что строгая пожилая монахиня плачет с ней и о ней.
В конце концов, наплакавшись, она чувствует облегчение. И, положив пятьсот рублей в ящик для пожертвований, растроганная своим благородством и стойкостью в тяжелой жизни, уходит.А дежурная монахиня еще долго молится в дальнем приделе храма.
И плачет.Плачет она о той женщине и еще больше — об ее муже. Ведь душа его погибает.Ах, как тяжела и опасна жизнь людей в миру.***Вот мужчина мнется, не знает, как бы поговорить.
А, видно, хочет.И монахиня ждет, а когда он, наконец, решается, то слушает со вниманием.Его речь вроде такая литературно-правильная, а мысли путаные. Здесь и знаменитое интеллигентское про то, что «до Бога наши перегородки не доходят», и что «Бог у него в душе», и что однажды он чувствовал что-то такое, совершенно неземное, что безусловно убедило его в загробной жизни и что там хорошо.
Он мучается, потому что сам не знает, к чему ведет. И от мучений душевных потеет и вытирает шею платком.А она, худая и высокая, смотрит на него, и как будто бы и не на него, а куда-то выше. И молчит. И слушает внимательно. И только едва заметно шевелит губами.А он сворачивает на любимую тему — про плохих попов. Мол, уж очень много и алчных, и грубых, и не скрывающих собственную грешную жизнь.И она соглашается, что да, много таких. И алчных много. И грубых. И грешных.Кивает.
И не спрашивает, откуда этот полный мужчина, храм не посещающий вовсе, знает столько ужасных священников.Нет, она не спрашивает. Кивает и шевелит губами.
И вдруг мужчина, в очередной раз протерев шею, начинает плакать. И ругать себя за свою мерзкую жизнь. Он так и говорит: «мерзкая». И что он уже много лет грешит и как…
И он начинает перечислять свои грехи, которых и правда много, но не больше, чем у всех людей… и он жалуется ей на самого себя.
А она говорит: «Вам надо завтра бы прийти, отцу Валентину рассказать».
И добавляет: «Он хороший. Очень добрый, он поймет. Ведь в миру так трудно жить…».
И мужчина соглашается.
И говорит, что придет.Придет ли? Она будет молиться, чтобы пришел. Сможет ли — неизвестно. Всякое бывает.Ведь жизнь в миру тяжела и опасна.***К ней приходим и мы.
И молимся вместе о душе нашей новопреставленной дочки Сони. Мы стоим у Распятия, а она там, где всегда, но я чувствую, что она рядом с нами. И когда лития заканчивается, она подходит к нам и рассказывает про древний храм, про то, что хоть священник их часто болеет, они с сестрами молятся сами. И что совсем рядом здесь, вот на этом самом месте, когда-то стоял апостол Андрей. И когда она говорит, то смотрит на Таню, мою младшую дочку.
И та доверчиво смотрит на нее.
— Я все свечи зажгла перед той иконой…
— вдруг признается ей Таня.
— Это хорошо, пусть горят. Когда мы молимся, то тепло свечей быстрее уносит наши молитвы к Богу.
Но ты сама ведь как солнышко, твои молитвы теплые… Каждый человек должен быть как теплый луч, понимаешь? Без света в миру трудно жить…Таня кивает.
Чуть позже, выйдя из храма и вспоминая эту пожилую женщину, одетую в черную одежду, эту монахиню с огромными серыми глазами, которые смотрят глубоко в душу, Таня скажет:
— Был плохой день, а стал хороший.И мы не спросим, почему она так сказала.
Все ясно. Стало светлее.Мы тоже надеемся вернуться сюда. Может быть, в ближайшие выходные.И встретиться с ней.
С той женщиной, что живет рядом с апостолом Андреем.