Пyмяyx**
14.11.2017, 01:25
http://img-fotki.yandex.ru/get/6603/19735401.93/0_674b7_126647d6_XL
Помещик Борис Пахомович Вермутело-Забулдыжский сидел в гостях соседа и старого приятеля, помещика Романа Кирилловича Лисова. Оба, и гость и хозяин были уже в летах, а говоря проще, старики. Оба вдовцы. В камине потрескивали дрова. Неторопливо текла беседа.
– А слышал ли ты новость, – спросил хозяин, – что княгиня Мария Николаевна Волконская давеча скончалась?
– Да ну? Неужели? Сколько же ей было… Не говори, сам скажу!... Пятьдесят восемь, получается… Да, а я помню её девятнадцатилетней.
– Ты был с ней знаком?
– Ещё бы! Не просто был знаком! Я сватался к ней! Причём, дважды.
– Расскажи!
– А что рассказывать? Хорошенькая была она тогда. Да и я был тогда ещё вполне ничего. Приезжаю к её батюшке Николаю Николаевичу Раевскому. Говорю: «Прошу руки дочери Вашей, Марии Николаевны». А он: «Опоздали, сударь. Дочь моя помолвлена с князем Волконским». Ну, что тут поделаешь? С Волконским мне не тягаться. Князь! Хотя, я тоже дворянин и далеко не бедняк. Ну, откланялся я. Уехал. Прошёл год. Даже меньше… Да, меньше: я в январе 25-го первый раз сватался. А в декабре – мятеж. И в один момент Волконский из князей – в грязи. Всё! Нет князя Волконского! Кончился! Есть государственный преступник, которому надлежит отбыть в ссылку! А могли и повесить, как тех пятерых. И тут я понял: вот он, мой звёздный час! Теперь Марья моя!
Скачу к ней: « Мария Николаевна! Во 1-х, примите моё самое глубокое сочувствие по поводу горя, постигшего Вашу семью! А во 2-х, позвольте мне заботиться о Вас впредь! Станьте моей женой!» И что ты думаешь?
– Отказала? Ну, раз ты на ней не женился.
– Да! Представляешь, отказала! И знаешь почему?
– Знаю, конечно. Потому что решила за Волконским в Сибирь ехать.
– Да! Уму непостижимо! Ну, не глупость, а? Переться за десять тысяч вёрст, в дикий край. Жить в каких-то хибарах. До меня потом дошли вести, как они живут. Зимой волосы к стене примерзают. Ну, и зачем? Скажут: «долг». Какой, я спрашиваю, долг? Государь Император сказал, что не против развода жён с мятежниками. Даже дал понять, что такой развод он будет только приветствовать. Ну, так разведись! Никто не неволит ехать в Тьму-Таракань! В конце концов, могла бы остаться жить с отцом.
– Так, ведь, другие жёны тоже поехали.
– Не все, сударь мой, не все! Вот жена декабриста Поджио развелась с мужем и вновь вышла замуж. И правильно сделала! А Волконская поехала. Знаешь, первый отказ, от её отца я воспринял спокойно. Неприятно было, но понятно. Волконский и князь и богаче меня… Был тогда. Но после мятежа я оказался и знатнее и богаче его. Волконский одномоментно стал нищим. Хуже нищего! Он стал политкаторжанином. А у меня 800 душ крепостных и дом в Москве. Это во сколько же раз я теперь богаче Волконского?
– А, ведь многие восхищаются жёнами декабристов.
– Многие и самими декабристами восхищаются. Ну, мало ли, что государственные преступники? Мало ли что на жизнь Государя покушались и его семью? Мало что хотели в России строй изменить? Зато какие смелые! Ах-ах! Да не смелость это, а глупость! Ведь не дети малые! Все взрослые люди. У всех семьи. Они, видите ли, осчастливить всех хотели! А о своих семьях подумали? Это просто осчастливить весь мир. А ты, осчастливь того, кто рядом! Женщины, они же тянутся к сильному мужчине, к тому, который сможет обеспечить её и её детей. Кто может обеспечить, тот и мужчина. Я – мужчина, ты мужчина, а Волконский – не мужчина. Раз не смог обеспечить семью. Марья так возмутилась тогда: «Разве я могу предать мужа?!» Нет, это он её предал! Променял на глупости и фикцию! А я был готов её обеспечить до конца дней. И наших будущих детей. И, даже, её сына от Волконского воспитал бы как своего. Ребёнок, кстати, умер. А мог бы жить! Ну, не дура?
Лисов усмехнулся и дипломатично промолчал.
– Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше, *– продолжал гость. Нормальная рыба, конечно и нормальный человек. Если рыба плавает возле поверхности кверху брюхом – это больная или дохлая рыба. Есть такую нельзя. Если человек выбирает худший вариант, это больной человек и от такого лучше держаться подальше. Вот скажи, ты бы согласился поменять свою усадьбу с мягкими диванами, с этим уютным камином на чёрную избу в Сибири?
– Но я же не декабрист.
– Именно! Скажем проще, ты не дурак. И я не дурак. А Волконский – дурак. А как называется жена дурака, которая с ним, дураком, в Сибирь едет?... То-то! Мы с тобой не дураки. Мы цену себе знаем. В избах пусть живут мужики. А мы – дворяне, помещики и жить нам в усадьбах. И жёны наши, покойницы, ни за что бы не согласились, жить в чёрных избах, где волосы к стене примерзают. Потому что женщина должна знать цену себе. Вот подойди к нищенке, налей ей стакан водки и она – твоя. Только зачем тебе грязная нищенка? Есть женщины и подороже. Их надо кормить ужином и в нумера вести. Опять-таки, кому-то – дешёвый кабак и гостиница с клопами, кому-то – дорогой ресторан и шикарная гостиница кому-то – дорогие меха и украшения. А если дворянка отдастся за стакан водки, то и цена ей – стакан водки, что той нищенке. Уважать себя надо! А дворянка, которая отдаётся за стакан водки – дешёвка. И которая готова жить в чёрной избе – тоже дешёвка. Ты согласен со мной.
– Нет, не согласен, – вдруг сказал Лисов.
– Обоснуй!
– Обосную. Анекдот хочешь?
– Ну, давай!
– Один лорд, вот как ты сейчас, говорил, что у каждой женщины есть цена. Это дошло до королевы. Она вызвала его и спросила: «Сэр, Вы говорите, что у каждой женщины есть цена» «Да, Ваше Величество, я так говорю» «И у меня тоже?» «Конечно» «И сколько же, по Вашему, стою я?». «Сейчас узнаем. Вот Вы бы согласились переспать за мной за миллион фунтов-стерлингов?» «Да, согласилась бы» «А за один пенс?!» «Да за кого вы меня принимаете?!» «Ну, за кого я Вас принимаю, мы уже выяснили, теперь давайте разберёмся с ценой»
– Ну, вот видишь!
– … Так вот. Суть нищенки, отдающейся за водку или светской львицы, отдающейся за бриллианты, одна. Обе они продажные и разница между ними только в цене. А есть женщины не продажные. Такая женщина не отдастся даже за всё золото миро человеку, который ей непритятен. И, наоборот, не бросит человека, который ей дорог. Помнишь «горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас»? Для кого-то клятва – формальность, а такие, как Волконская, относятся к этому серьёзно. Ты тут жену Поджио помянул. Да, государь император разрешил ей развестись. Но клятву-то в церкви мы даём не Государю! Мы её Богу даём! Поджиха, выходит, Бога обманула. И что она скажет ТАМ? «Мне Государь разрешил»? «Я дорогая женщина и мне не пристало в избе жить»? Понимаешь, те дамы, о которых мы говорили, имеют цену: одна полушку, другая – миллион. А Волконская цены не имеет. Такие женщины, как она, бесценны. Все продажные женщины мира, неважно, в лохмотьях они или в шелках не стоят мизинца такой женщины, как Волконская.
– Я не понял, ты к ней неравнодушен, что ли? Ты с ней тоже знаком был? Был влюблён?
– Не был я с ней знаком. Только на портрете видел. И она совсем не в моём вкусе. Не в том дело. Просто завидую Волконскому, что он такую женщину встретил. И ты ему завидуешь. Только не признаёшься.
– Слушай, ну что за вздор ты мелешь? Я завидую Волконскому? 30 лет прожить в Сибири, на каторге!...
– Ну, не все 30 лет на каторге! Потом он жил на поселении.
– Ну, всё равно в Сибири. Тридцать лет жизни! Чему тут завидовать?
– Не тому, что он на каторге был, конечно. Тому, что у него жена такая. Дешёвая, говоришь? Но, ведь, она выбрала Волконского и Сибирь не потому, что другого выбора не было. Был выбор. И выбор этот сейчас передо мной сидит. Она могла бы жить с тобой, в хорошей усадьбе, но предпочла Волконского. Сама предпочла. Значит с Волконским в Сибири для неё лучше, чем с тобой здесь. Значит, есть в нём что-то такое, чего в тебе нет. От того ты и злишься?
– Я злюсь? Я не злюсь.
– Злишься, завидуешь и ревнуешь…. Ладно, не обижайся! Кто тебе скажет, если не я? Как говорится, не тот друг, кто мёдом мажет. А Волконскую жаль. Может, выпьем за упокой её души?
– Нет, знаешь ли, уволь. И, вообще, поздно уже. Пора мне домой… Эх, Мария-Мария!
От автора. Я атеист и не верб в бессмертие души. Но когда я начал писать этот рассказ, мне приснилась княгиня Мария Волконская. Так что будем считать, на написание е рассказа она меня благословила.
13.11.17. Кирьят-Экрон.
Помещик Борис Пахомович Вермутело-Забулдыжский сидел в гостях соседа и старого приятеля, помещика Романа Кирилловича Лисова. Оба, и гость и хозяин были уже в летах, а говоря проще, старики. Оба вдовцы. В камине потрескивали дрова. Неторопливо текла беседа.
– А слышал ли ты новость, – спросил хозяин, – что княгиня Мария Николаевна Волконская давеча скончалась?
– Да ну? Неужели? Сколько же ей было… Не говори, сам скажу!... Пятьдесят восемь, получается… Да, а я помню её девятнадцатилетней.
– Ты был с ней знаком?
– Ещё бы! Не просто был знаком! Я сватался к ней! Причём, дважды.
– Расскажи!
– А что рассказывать? Хорошенькая была она тогда. Да и я был тогда ещё вполне ничего. Приезжаю к её батюшке Николаю Николаевичу Раевскому. Говорю: «Прошу руки дочери Вашей, Марии Николаевны». А он: «Опоздали, сударь. Дочь моя помолвлена с князем Волконским». Ну, что тут поделаешь? С Волконским мне не тягаться. Князь! Хотя, я тоже дворянин и далеко не бедняк. Ну, откланялся я. Уехал. Прошёл год. Даже меньше… Да, меньше: я в январе 25-го первый раз сватался. А в декабре – мятеж. И в один момент Волконский из князей – в грязи. Всё! Нет князя Волконского! Кончился! Есть государственный преступник, которому надлежит отбыть в ссылку! А могли и повесить, как тех пятерых. И тут я понял: вот он, мой звёздный час! Теперь Марья моя!
Скачу к ней: « Мария Николаевна! Во 1-х, примите моё самое глубокое сочувствие по поводу горя, постигшего Вашу семью! А во 2-х, позвольте мне заботиться о Вас впредь! Станьте моей женой!» И что ты думаешь?
– Отказала? Ну, раз ты на ней не женился.
– Да! Представляешь, отказала! И знаешь почему?
– Знаю, конечно. Потому что решила за Волконским в Сибирь ехать.
– Да! Уму непостижимо! Ну, не глупость, а? Переться за десять тысяч вёрст, в дикий край. Жить в каких-то хибарах. До меня потом дошли вести, как они живут. Зимой волосы к стене примерзают. Ну, и зачем? Скажут: «долг». Какой, я спрашиваю, долг? Государь Император сказал, что не против развода жён с мятежниками. Даже дал понять, что такой развод он будет только приветствовать. Ну, так разведись! Никто не неволит ехать в Тьму-Таракань! В конце концов, могла бы остаться жить с отцом.
– Так, ведь, другие жёны тоже поехали.
– Не все, сударь мой, не все! Вот жена декабриста Поджио развелась с мужем и вновь вышла замуж. И правильно сделала! А Волконская поехала. Знаешь, первый отказ, от её отца я воспринял спокойно. Неприятно было, но понятно. Волконский и князь и богаче меня… Был тогда. Но после мятежа я оказался и знатнее и богаче его. Волконский одномоментно стал нищим. Хуже нищего! Он стал политкаторжанином. А у меня 800 душ крепостных и дом в Москве. Это во сколько же раз я теперь богаче Волконского?
– А, ведь многие восхищаются жёнами декабристов.
– Многие и самими декабристами восхищаются. Ну, мало ли, что государственные преступники? Мало ли что на жизнь Государя покушались и его семью? Мало что хотели в России строй изменить? Зато какие смелые! Ах-ах! Да не смелость это, а глупость! Ведь не дети малые! Все взрослые люди. У всех семьи. Они, видите ли, осчастливить всех хотели! А о своих семьях подумали? Это просто осчастливить весь мир. А ты, осчастливь того, кто рядом! Женщины, они же тянутся к сильному мужчине, к тому, который сможет обеспечить её и её детей. Кто может обеспечить, тот и мужчина. Я – мужчина, ты мужчина, а Волконский – не мужчина. Раз не смог обеспечить семью. Марья так возмутилась тогда: «Разве я могу предать мужа?!» Нет, это он её предал! Променял на глупости и фикцию! А я был готов её обеспечить до конца дней. И наших будущих детей. И, даже, её сына от Волконского воспитал бы как своего. Ребёнок, кстати, умер. А мог бы жить! Ну, не дура?
Лисов усмехнулся и дипломатично промолчал.
– Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше, *– продолжал гость. Нормальная рыба, конечно и нормальный человек. Если рыба плавает возле поверхности кверху брюхом – это больная или дохлая рыба. Есть такую нельзя. Если человек выбирает худший вариант, это больной человек и от такого лучше держаться подальше. Вот скажи, ты бы согласился поменять свою усадьбу с мягкими диванами, с этим уютным камином на чёрную избу в Сибири?
– Но я же не декабрист.
– Именно! Скажем проще, ты не дурак. И я не дурак. А Волконский – дурак. А как называется жена дурака, которая с ним, дураком, в Сибирь едет?... То-то! Мы с тобой не дураки. Мы цену себе знаем. В избах пусть живут мужики. А мы – дворяне, помещики и жить нам в усадьбах. И жёны наши, покойницы, ни за что бы не согласились, жить в чёрных избах, где волосы к стене примерзают. Потому что женщина должна знать цену себе. Вот подойди к нищенке, налей ей стакан водки и она – твоя. Только зачем тебе грязная нищенка? Есть женщины и подороже. Их надо кормить ужином и в нумера вести. Опять-таки, кому-то – дешёвый кабак и гостиница с клопами, кому-то – дорогой ресторан и шикарная гостиница кому-то – дорогие меха и украшения. А если дворянка отдастся за стакан водки, то и цена ей – стакан водки, что той нищенке. Уважать себя надо! А дворянка, которая отдаётся за стакан водки – дешёвка. И которая готова жить в чёрной избе – тоже дешёвка. Ты согласен со мной.
– Нет, не согласен, – вдруг сказал Лисов.
– Обоснуй!
– Обосную. Анекдот хочешь?
– Ну, давай!
– Один лорд, вот как ты сейчас, говорил, что у каждой женщины есть цена. Это дошло до королевы. Она вызвала его и спросила: «Сэр, Вы говорите, что у каждой женщины есть цена» «Да, Ваше Величество, я так говорю» «И у меня тоже?» «Конечно» «И сколько же, по Вашему, стою я?». «Сейчас узнаем. Вот Вы бы согласились переспать за мной за миллион фунтов-стерлингов?» «Да, согласилась бы» «А за один пенс?!» «Да за кого вы меня принимаете?!» «Ну, за кого я Вас принимаю, мы уже выяснили, теперь давайте разберёмся с ценой»
– Ну, вот видишь!
– … Так вот. Суть нищенки, отдающейся за водку или светской львицы, отдающейся за бриллианты, одна. Обе они продажные и разница между ними только в цене. А есть женщины не продажные. Такая женщина не отдастся даже за всё золото миро человеку, который ей непритятен. И, наоборот, не бросит человека, который ей дорог. Помнишь «горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас»? Для кого-то клятва – формальность, а такие, как Волконская, относятся к этому серьёзно. Ты тут жену Поджио помянул. Да, государь император разрешил ей развестись. Но клятву-то в церкви мы даём не Государю! Мы её Богу даём! Поджиха, выходит, Бога обманула. И что она скажет ТАМ? «Мне Государь разрешил»? «Я дорогая женщина и мне не пристало в избе жить»? Понимаешь, те дамы, о которых мы говорили, имеют цену: одна полушку, другая – миллион. А Волконская цены не имеет. Такие женщины, как она, бесценны. Все продажные женщины мира, неважно, в лохмотьях они или в шелках не стоят мизинца такой женщины, как Волконская.
– Я не понял, ты к ней неравнодушен, что ли? Ты с ней тоже знаком был? Был влюблён?
– Не был я с ней знаком. Только на портрете видел. И она совсем не в моём вкусе. Не в том дело. Просто завидую Волконскому, что он такую женщину встретил. И ты ему завидуешь. Только не признаёшься.
– Слушай, ну что за вздор ты мелешь? Я завидую Волконскому? 30 лет прожить в Сибири, на каторге!...
– Ну, не все 30 лет на каторге! Потом он жил на поселении.
– Ну, всё равно в Сибири. Тридцать лет жизни! Чему тут завидовать?
– Не тому, что он на каторге был, конечно. Тому, что у него жена такая. Дешёвая, говоришь? Но, ведь, она выбрала Волконского и Сибирь не потому, что другого выбора не было. Был выбор. И выбор этот сейчас передо мной сидит. Она могла бы жить с тобой, в хорошей усадьбе, но предпочла Волконского. Сама предпочла. Значит с Волконским в Сибири для неё лучше, чем с тобой здесь. Значит, есть в нём что-то такое, чего в тебе нет. От того ты и злишься?
– Я злюсь? Я не злюсь.
– Злишься, завидуешь и ревнуешь…. Ладно, не обижайся! Кто тебе скажет, если не я? Как говорится, не тот друг, кто мёдом мажет. А Волконскую жаль. Может, выпьем за упокой её души?
– Нет, знаешь ли, уволь. И, вообще, поздно уже. Пора мне домой… Эх, Мария-Мария!
От автора. Я атеист и не верб в бессмертие души. Но когда я начал писать этот рассказ, мне приснилась княгиня Мария Волконская. Так что будем считать, на написание е рассказа она меня благословила.
13.11.17. Кирьят-Экрон.