writer
06.12.2018, 19:46
Снег... Всюду снег... Будто белое, льняное полотнище кто расстелил, укрыл им все окрест.
Он ненавидел снег. Он ненавидел зиму. И Новый год предпочитал проводить где-нибудь в теплых краях. В этот раз - не срослось...
29 декабря 201.. года
- Я не понимаю причины вашего молчания. Вы чего-то боитесь? Или кого-то?
- В детстве собак боялся. И стоматологов. А так - ничего вроде.
- Перестаньте морочить мне голову, Генрих Геннадьевич, - устало произнес Кушнирюк. - Мы тут уже битый час с вами беседуем, а вы мне ничего толком не сказали. Все какие-то намеки-полунамеки...
- Извините, товарищ следователь. Я - старый человек, и память у меня уже не та...
Кушнирюк театрально всплеснул руками.
- Ну, конечно! Вы мне еще на память свою пожалуйтесь! Я повторяю свой главный вопрос: кто мог желать смерти вашему брату?
- Товарищ следователь! Мы с Илларионом редко общались в последние десять лет. Я понятия не имею, с кем он там мог поссориться. Но на вашем месте я бы присмотрелся к его молодой супруге. Она - наглая, хитрая особа...
Кушнирюк жестом остановил излияния собеседника.
- Со Снежаной Эдуардовной я уже говорил. Вопрос о ее причастности или непричастности к преступлению оставьте следствию.
Четырьмя днями ранее
...Он видел, как лежащий на заснеженном асфальте человек, который, по всем мыслимым законам должен был быть уже мертв, последним усилием ухватился правой рукою за левую, сделал какое-то непонятное движение, будто бы хотел оторвать себя палец, а затем откинул в сторону кисть... и затих.
Он бросился не к человеку - тому было уже не помочь - а к сугробу, куда отлетело что-то... И это что-то оказалось перстнем, с каким-то очень странным изображением.
***
Двадцатью веками ранее
Их было четверо. Они шли в ночи, скрывая свои лица в огромных капюшонах, а руки - в широких рукавах темных одежд.
Им оставалось миновать лишь пустошь - и они были бы у цели.
Но внезапно путь их был прегражден - при слабом свете луны они смогли различить семь фигур, в таких же, как и у них, темных балахонах.
- Кто вы такие? - выступив вперед, спросил командир четверки.
Стоявшие за его спиною подручные уже потянули из рукавов сокрытые там тонкие клинки.
- Мы - слуги Его..., - хрипло и весомо ответил один из семи.
И спустя пару мгновений засверкала в ночи смертоносная сталь, а в воздухе запахло кровью и смертью...
30 декабря 201.. года
Сославшись в разговоре со следователем на свой возраст, Генрих Геннадьевич Соликарп немного лукавил.
Старым он себя пока что не ощущал - хотя и справил не так давно шестьдесят четвертый день рождения. Известие о гибели Иллариона, конечно же, стало ударом, но подспудно Генрих Геннадьевич ожидал чего-то подобного: слишком уж в опасные дела впутался его брат-близнец, слишком долго ходил по лезвию бритвы...
Илларион Соликарп разбился, выпав из окна своей квартиры на пятнадцатом этаже. Следствие склонялось к версии об убийстве, поскольку в гостиной обнаружились следы борьбы, а на теле погибшего, помимо повреждений от падения с высоты, были и иные травмы.
"Очень похоже, что его пытались задушить, - пояснил следователь. - И затем уже сбросили вниз".
- Эх, Илларион..., - тяжело вздохнул Генрих Геннадьевич, сидя на кухне в квартире брата и наливая себе очередную стопку "Хеннеси".
Зазвонил-завертелся на гладком столе дорогой мобильник. Взглянув на появившийся на экране номер, Соликарп брезгливо поморщился, но на звонок ответил.
- Да, Снежана, я слушаю.
- Генрих... э-э-э... Геннадьевич, я вот по какому вопросу вас беспокою. Из-за новогодних праздников оглашение завещания Ларика, скорее всего, отложат. Я бы могла уже сейчас забрать некоторые вещи из квартиры - ну, свои, разумеется?..
- Да, приезжай, забирай. Когда тебе удобно?
- Не знаю... С утра, наверное, часикам к десяти. Вы ведь дома будете?
- Буду-буду... У тебя всё? Давай, до завтра.
Генрих Геннадьевич и сам не мог толком объяснить себе, за что он недолюбливал супругу своего брата.
Для покойного Иллариона это был уже третий брак; первая жена умерла от рака, со второй Илларион разошелся после почти двадцати лет совместной жизни. Детей у брата не было. И вот пару лет назад он встретил ее - тридцатишестилетнюю бывшую модель и спортсменку Снежану Обухову. У нее был сын, рожденный неизвестно от кого - который вот-вот готовился пойти в армию, и у которого уже были проблемы с законом. Генрих Геннадьевич был убежден, что Снежана - просто охотница за жилплощадью и деньгами...
Раздался еще один звонок сотового.
- Добрый день, Генрих Геннадьевич. Это отец Виктор. Мы с вами виделись на похоронах...
- Да-да, отец Виктор, я вас помню.
- Я тут недалеко от вас. Хотел бы зайти, побеседовать, если вам это удобно...
- Да-да, конечно! Заходите.
Священник поднялся в квартиру через несколько минут. Генрих Геннадьевич едва успел убрать недопитую бутылку в шкаф и почистить зубы - он не хотел, чтобы приятель его покойного брата учуял запах спиртного.
Отец Виктор сердечно пожал ему руку. Спросил участливо:
- Ну, как вы?
- Ничего, держусь. Вы проходите. Чаю налить вам, с лимончиком?
- Спасибо, не откажусь.
Отец Виктор, высокий, дородный мужчина лет пятидесяти, подобрав полы рясы, осторожно опустился на кухонную табуретку, будто бы боясь сломать ее.
- Да-а, вот и нет Иллариона... Вы ведь прилетели издалека, как только узнали?
- Из Норильска. Мне Снежана сообщила. А вы, отец Виктор, в последнее время близко общались с моим братом?
- Это правда. Илларион посещал храм, но нерегулярно. Что-то мучило его, я видел...
- Он вам рассказывал об этом? - спросил Генрих Геннадьевич.
Повисла пауза. Соликарп верно истолковал ее значение.
- Поймите, я ведь не пытаюсь узнать тайну исповеди, я просто интересуюсь, говорил ли вам что-либо мой брат о своих проблемах.
- Нет, не говорил, - глухо произнес отец Виктор, принимая у Генриха Геннадьевича из рук изящную чашку. - Хотя я и пытался ему помочь, уговорить его мне открыться... А с милицией вы беседовали?
- Они сейчас называются - полиция..., - напомнил Соликарп.
- Ах, да... Никак не могу привыкнуть, знаете ли. Так они вас... допрашивали?
На этот раз паузу выдержал уже сам Соликарп.
- Да, но... Мне не кажется, что они смогут раскрыть это дело.
- Почему же? - Следователь какой-то... формалист, что ли. Задает стандартные вопросы. Короче, холодный сапожник, номер отбывает. Хотя это мое личное впечатление.
- Простите, Генрих Геннадьевич, а чем вы занимаетесь?
Соликарп не успел ответить - раздался звонок в дверь.
- Одну минуту, я открою. На пороге стоял видный мужчина средних лет - сосед по лестничной площадке Тимофей Щапов. С ним Генрих Геннадьевич тоже познакомился на похоронах.
- Доброе утро..., - произнес он, потупившись. - Вы извините меня за вторжение... Дело в том, что Илларион... Царствие Небесное... Илларион брал у меня некоторые книги... Очень ценные... Редкие. Я - коллекционер, и...
"И этот туда же!" - зло подумал Соликарп, вспомнив звонок Снежаны.
- Да-да, конечно! Проходите. Тимофей?..
- Иванович. Благодарю вас... Обувь снимать?
- Не стоит. Вот сюда, пожалуйста. Книги все здесь, в шкафу.
Заметив сидящего на кухне священника, Щапов вежливо с ним поздоровался.
- Так-так... Ага, вот! Вот это издание, оно, знаете ли, датируется концом девятнадцатого века... И вот эта еще... Тоже большая редкость, в мире осталось... Не помню, сколько экземпляров. Так я возьму?..
- Разумеется, ведь они ваши, - слегка пожал плечами Генрих Геннадьевич.
- Э-э-э... Еще раз благодарю вас. Не смею мешать. До свиданья, святой отец!
Закрыв за Щаповым дверь, Генрих Геннадьевич вернулся на кухню.
- Так что вы намерены делать? - спросил отец Виктор. - Вернетесь к себе, в Норильск?
- Наверное. Дождусь только оглашения завещания...
Они поговорили еще немного, затем отец Виктор попрощался и ушел. Уже стоя на пороге, он вдруг обернулся и обронил фразу:
- А пить вам все же не стоит... Не поможет это.
Соликарп принялся не спеша, методично обыскивать квартиру. До этого времени у него не было - похоронные хлопоты, затем - поминки, вызов на допрос... Не найдя того, что искал, Генрих Геннадьевич присел за стол в кабинете брата и раскрыл свой ноутбук. Нашел последнее послание от покойного, датированное двадцатым декабря.
- "Генрих, дорогой, если со мною произойдет что-нибудь в ближайшие дни, тебе нужно будет обязательно ознакомиться с содержимым моего сейфа. Ты знаешь, где он. Но не знаешь, где ключ. Так вот, ключ - это мой перстень с филином. Два поворота против часовой стрелки. Запомни. Обнимаю. Твой И."
- Перстень... Перстень с филином..., - в задумчивости повторял Соликарп. - Где же он?..
Пройдя в гостиную, Генрих Геннадьевич осторожно снял со стены большое полотно - копию картины известного импрессиониста.
Сейф находился за ней. Однако для того, чтобы его увидеть, требовалось еще аккуратно удалить пленку под цвет обоев. Небольшой, но сработанный на совесть, с блестящим круглым замочком, порядка двух сантиметров в диаметре. Замочек представлял собою стилизованное изображение филина, состоявшее из фигурных выступов и двух штырьков - глаз.
Как теперь понял Соликарп, необходимо было приложить печатку перстня к замку так, чтобы его выступы вошли в выемки - ибо на печатке тоже был филин, только состоящий из филигранно вырезанных бороздок.
"Ты всегда был затейником, Ларик, - подумал Генрих Геннадьевич. - Интересно, знает ли Снежана про этот секрет?"
Часов в двенадцать Генрих Геннадьевич вышел прогуляться. Снег уже перестал, но тут и там высились грязноватые сугробы.
"Может, и напрасно я так с этим следователем, с Кушнирюком? Неплохой вроде парень...", - размышлял Генрих Геннадьевич, неторопливо шагая в сторону центра. Внезапно что-то привлекло его внимание. Он остановился, повернул голову и увидал вывеску - "Антикварные товары".
Магазинчик располагался в кривом переулке, и если бы Генрих Геннадьевич не знал о его существовании, то навряд ли вообще бы заметил. Илларион упоминал пару раз, что кавказец Давид, владелец лавки - его приятель.
Тихонько звякнул дверной колокольчик; Соликарп спустился на пару ступенек вниз и очутился в небольшом помещении, напоминавшем провинциальный исторический музей.
Железная посуда, пепельницы, ржавое оружие, даже латы - всё было ориентировано на то, чтобы случайный лох-покупатель оставил здесь сотню-другую баксов или евро. Хозяин лавки, усатый, небольшого роста брюнет, появился из подсобки, вход в которую закрывала пыльная бордовая портьера. Генриху Геннадьевичу показалось, что Давид при виде его немного оторопел. И он поспешил успокоить антиквара.
- Все в порядке, здравствуйте, не волнуйтесь. Я - его брат.
- А-а! Понимаю... Извините. Чем могу помочь?
- Илларион часто к вам заходил? Может быть, консультировался по каким-то вопросам? Давид задумался.
- Да как вам сказать... Простите, как вас?..
- Генрих. Генрих Геннадьевич.
- Знаете, Генрих Геннадьевич... Мы редко виделись. Хотя ваш брат понимал толк в антиквариате. Так что это, скорее, мне могла понадобиться его консультация...
Взгляд Соликарпа сфокусировался на витрине. Вернее, на том предмете, который лежал внутри, на зеленом бархате.
- Откуда у вас это?
- Что? А-а, вы про перстень? Так его Максим принес, дней пять назад.
- Максим? Какой Максим? - не сразу сообразил Генрих Геннадьевич.
- Пасынок Иллариона Геннадьевича. Сын его супруги. Сказал, что отчим подарил ему его на Новый год... А теперь он решил перстень продать.
- И вы поверили? Пять дней назад - это же был день, когда погиб Илларион!
Давид виновато развел руками.
- Простите, уважаемый... Это было утром, я тогда еще не знал, что произошло с вашим братом. Об этом... несчастье мне сказали уже вечером...
- Кто сказал? - быстро спросил Соликарп.
- Снежана Эдуардовна. Она как раз договаривалась со мною насчет консультации - ну, оценки некоторых вещей, которые принадлежали Иллариону...
***
Генрих Геннадьевич и следователь Кушнирюк встретились спустя два часа в одном из кафе, в центре города. Соликарп счел своим долгом извиниться.
- Андрей Петрович, вы поймите меня правильно... Брат мой погиб. Погиб при загадочных обстоятельствах. Я не могу сказать, что не доверяю органам дознания, но... Сейчас ведь и более громкие дела до конца не доводят. А тут... Просто пожилой человек, любитель редких книг и антиквариата... Ну кто станет всерьез всем этим заниматься?
Кушнирюк невесело улыбнулся.
- Понимаю. Полиция в глазах обывателя - просто сборище лентяев и взяточников...
- Я этого не говорил...
-...Но подумали, ведь так? Ладно, оставим это. Давайте ближе к делу. Вы настаиваете на том, что Снежана Соликарп причастна к гибели вашего брата?
- Я бы не хотел так думать, но... факты. В день гибели Иллариона она посещает антиквара и выясняет стоимость каких-то там вещей! Поразительное хладнокровие для вдовы, не находите? И завтра - завтра! - она собирается прийти и забрать некие, якобы принадлежащие ей, ценности.
- Погодите. Дайте собраться с мыслями. По-вашему, супруга покойного, руководствуясь корыстными мотивами, пыталась его задушить, а затем выбросила из окна? Ваш брат весил семьдесят пять килограмм. При всем желании Снежана...
- А я и не говорю, что это она сама сделала. Наняла какого-нибудь отморозка за сто долларов...
-...Которого ваш брат сам впустил в квартиру и который потом так грамотно ушел, что не засветился перед уличными камерами наблюдения? Нет, Генрих Геннадьевич, тут все не так просто. Хотя, конечно, мотив корыстный нельзя сбрасывать со счетов. Но в таком случае, и вы, наряду с вашей невесткой, становитесь одним из подозреваемых.
- Я?! - обиженно засопел Соликарп. - Но почему, позвольте спросить?
- Да потому! - потерял самообладание Кушнирюк. - Вы вон в Норильске живете, а брат ваш - в Москве! Квартира его трехкомнатная, да плюс коллекция - это ж целое состояние! А еще вы на жену его покойную стрелки пытаетесь перевести...
- Ну, знаете!..
- Да успокойтесь вы, - примирительно тронул его за руку Кушнирюк. - Это я так сказал, для примера. Чтобы вы поняли просто, почему следствие не может позволить себе упереться в одну, самую очевидную, версию. А за информацию - спасибо. В самое ближайшее время мы еще раз вызовем Снежану Эдуардовну и побеседуем с ней...
О перстне Генрих Геннадьевич умолчал. И теперь мучительно спрашивал себя - правильно ли он поступил?
Но ведь Кушнирюк мог изъять "филина" прямо на месте, лишив его возможности ознакомиться с содержимым сейфа.
"Максима надо найти, - решил для себя Соликарп. - И расспросить его поподробнее о том дне..."
В деле поиска Максима Обухова Соликарпу помог, опять же, кавказец-антиквар. Генрих Геннадьевич честно выкупил у него перстень Иллариона за шесть тысяч рублей (хотя, по словам Давида, мальчишке он заплатил всего три), и хозяин магазина сообщил ему, что парень иногда тусуется в ночном баре напротив, через дорогу.
Понимая, что ждать придется долго, Соликарп уже заранее представил себе ночь с термосом горячего кофе, во взятой напрокат машине...
- Эй, Макс!
Парень обернулся. И - обмер на месте.
- Ты куда? Домой? Давай провожу.
- А... вы?..
- Меня зовут Генрих Геннадьевич. Мать не говорила тебе? Я - брат твоего отчима, из Норильска приехал. Ах да, ты ж не был на похоронах... Что, не любил ты Иллариона? Парень неприязненно глянул на Соликарпа.
- Нет. А вообще, чего вам от меня нужно? Я тороплюсь...
- За дозой, к наркодилеру? Так ты ж вроде из клуба идешь, чего там не купил?
Макс встал как вкопанный. Засунул руки в карманы куртки, легкой не по сезону.
Да ты не пыли, знаю я все. Илларион говорил, что балуешься иногда. Да и шут с тобой, мне-то какое дело? Меня вот что интересует...
- А вы кто - опер? Или следователь? Почему вопросы мне задаете, а?
Соликарп достал что-то из кармана. Разжал кулак.
- Этот перстень с филином ты сдал в антикварную лавку, за три тысячи рублей. И было это как раз в день гибели Иллариона. Как он к тебе попал? Что прикажешь мне думать? Может, следователю намекнуть, что ты причастен?..
Максим сник.
- Не надо. Я... я просто... Ну... Мать с Илларионом в последнее время плохо жили. Мать подолгу у себя оставалась...В нашей квартире. А я... Я хотел... Доказать ей... Что у него... В общем...
- Понятно, - тяжело вздохнул Соликарп. - Ты шпионил. Хотел доказать матери, что у Иллариона - другая женщина. Ну и как, доказал?
Максим промолчал.
- Значит, ты видел, как он погиб?
- Да... То есть, нет. Я вверх не смотрел, просто стоял в кустах, напротив дома. А когда он... В общем. Когда он упал... Я увидел, как он кольцо в сугроб выкинул.
- Перстень, - машинально поправил Соликарп. - Ладно, иди. Только никому ни слова о нашем разговоре. Даже матери. Это в твоих же интересах.
Подойдя к дому, где жил Илларион, Генрих Геннадьевич поднял голову и нашел взглядом то самое окно...
Да, убийца почти не рисковал: это был единственный высотный дом в округе, и заметить сам момент преступления мог лишь тот, кто, как сейчас Соликарп, задрал бы голову именно в эту секунду. Но вот как он потом ушел незамеченным?..
Впрочем, и это, как говаривал персонаж известной булгаковской книги, не бином Ньютона: спустился себе на лифте, поднял воротник пальто, или в чем он там был одет, надвинул шляпу на глаза...
Но в таком случае, его бы обязательно заприметили те, кто просматривали записи с уличных камер...
Оставив бесплодные размышления, Соликарп отправился в квартиру брата - ему не терпелось ознакомиться с содержимым сейфа...
31-е декабря 201.. года
А утром заявилась Снежана. И причем не в десять, как договаривались, а на полчаса раньше.
По-хозяйски отворила дверцу одного из шкафов, достала оттуда лакированную шкатулку, осмотрела содержимое, вытащив пару украшений и тонкую пачку документов. - Ладно, остальное потом... Послушай...те... Генрих... Геннадьевич... У Ларика было кольцо... Ну, перстень такой, с печаткой в виде птички... В морге мне сказали, что при нем такого не нашли. А вы случайно не натыкались?..
Соликарп выдержал ее взгляд.
- Нет, Снежана. Не натыкался. Если найду, обязательно дам знать.
- Хорошо, извините. Я пойду. С наступающим желать как-то... Неловко.
Закрыв за незваной гостьей дверь, Соликарп приготовил себе чаю и устроился в кресле, в кабинете брата.
Ему требовалось обдумать ситуацию. В сейфе Иллариона, который он вскрыл вчера ночью, обнаружились интересные находки - пачка сотенных евро, старый, но тщательно смазанный пистолет Макарова и тетрадь.
В принципе, Генрих Геннадьевич внутренне готов был к чему-то такому - но в записях брата имя убийцы, увы, не фигурировало. Там вообще было очень мало конкретики.
Но кое на какие мысли заметки Иллариона все же наводили. Генрих Геннадьевич по-быстрому собрался и поехал к отцу Виктору...
Он ненавидел снег. Он ненавидел зиму. И Новый год предпочитал проводить где-нибудь в теплых краях. В этот раз - не срослось...
29 декабря 201.. года
- Я не понимаю причины вашего молчания. Вы чего-то боитесь? Или кого-то?
- В детстве собак боялся. И стоматологов. А так - ничего вроде.
- Перестаньте морочить мне голову, Генрих Геннадьевич, - устало произнес Кушнирюк. - Мы тут уже битый час с вами беседуем, а вы мне ничего толком не сказали. Все какие-то намеки-полунамеки...
- Извините, товарищ следователь. Я - старый человек, и память у меня уже не та...
Кушнирюк театрально всплеснул руками.
- Ну, конечно! Вы мне еще на память свою пожалуйтесь! Я повторяю свой главный вопрос: кто мог желать смерти вашему брату?
- Товарищ следователь! Мы с Илларионом редко общались в последние десять лет. Я понятия не имею, с кем он там мог поссориться. Но на вашем месте я бы присмотрелся к его молодой супруге. Она - наглая, хитрая особа...
Кушнирюк жестом остановил излияния собеседника.
- Со Снежаной Эдуардовной я уже говорил. Вопрос о ее причастности или непричастности к преступлению оставьте следствию.
Четырьмя днями ранее
...Он видел, как лежащий на заснеженном асфальте человек, который, по всем мыслимым законам должен был быть уже мертв, последним усилием ухватился правой рукою за левую, сделал какое-то непонятное движение, будто бы хотел оторвать себя палец, а затем откинул в сторону кисть... и затих.
Он бросился не к человеку - тому было уже не помочь - а к сугробу, куда отлетело что-то... И это что-то оказалось перстнем, с каким-то очень странным изображением.
***
Двадцатью веками ранее
Их было четверо. Они шли в ночи, скрывая свои лица в огромных капюшонах, а руки - в широких рукавах темных одежд.
Им оставалось миновать лишь пустошь - и они были бы у цели.
Но внезапно путь их был прегражден - при слабом свете луны они смогли различить семь фигур, в таких же, как и у них, темных балахонах.
- Кто вы такие? - выступив вперед, спросил командир четверки.
Стоявшие за его спиною подручные уже потянули из рукавов сокрытые там тонкие клинки.
- Мы - слуги Его..., - хрипло и весомо ответил один из семи.
И спустя пару мгновений засверкала в ночи смертоносная сталь, а в воздухе запахло кровью и смертью...
30 декабря 201.. года
Сославшись в разговоре со следователем на свой возраст, Генрих Геннадьевич Соликарп немного лукавил.
Старым он себя пока что не ощущал - хотя и справил не так давно шестьдесят четвертый день рождения. Известие о гибели Иллариона, конечно же, стало ударом, но подспудно Генрих Геннадьевич ожидал чего-то подобного: слишком уж в опасные дела впутался его брат-близнец, слишком долго ходил по лезвию бритвы...
Илларион Соликарп разбился, выпав из окна своей квартиры на пятнадцатом этаже. Следствие склонялось к версии об убийстве, поскольку в гостиной обнаружились следы борьбы, а на теле погибшего, помимо повреждений от падения с высоты, были и иные травмы.
"Очень похоже, что его пытались задушить, - пояснил следователь. - И затем уже сбросили вниз".
- Эх, Илларион..., - тяжело вздохнул Генрих Геннадьевич, сидя на кухне в квартире брата и наливая себе очередную стопку "Хеннеси".
Зазвонил-завертелся на гладком столе дорогой мобильник. Взглянув на появившийся на экране номер, Соликарп брезгливо поморщился, но на звонок ответил.
- Да, Снежана, я слушаю.
- Генрих... э-э-э... Геннадьевич, я вот по какому вопросу вас беспокою. Из-за новогодних праздников оглашение завещания Ларика, скорее всего, отложат. Я бы могла уже сейчас забрать некоторые вещи из квартиры - ну, свои, разумеется?..
- Да, приезжай, забирай. Когда тебе удобно?
- Не знаю... С утра, наверное, часикам к десяти. Вы ведь дома будете?
- Буду-буду... У тебя всё? Давай, до завтра.
Генрих Геннадьевич и сам не мог толком объяснить себе, за что он недолюбливал супругу своего брата.
Для покойного Иллариона это был уже третий брак; первая жена умерла от рака, со второй Илларион разошелся после почти двадцати лет совместной жизни. Детей у брата не было. И вот пару лет назад он встретил ее - тридцатишестилетнюю бывшую модель и спортсменку Снежану Обухову. У нее был сын, рожденный неизвестно от кого - который вот-вот готовился пойти в армию, и у которого уже были проблемы с законом. Генрих Геннадьевич был убежден, что Снежана - просто охотница за жилплощадью и деньгами...
Раздался еще один звонок сотового.
- Добрый день, Генрих Геннадьевич. Это отец Виктор. Мы с вами виделись на похоронах...
- Да-да, отец Виктор, я вас помню.
- Я тут недалеко от вас. Хотел бы зайти, побеседовать, если вам это удобно...
- Да-да, конечно! Заходите.
Священник поднялся в квартиру через несколько минут. Генрих Геннадьевич едва успел убрать недопитую бутылку в шкаф и почистить зубы - он не хотел, чтобы приятель его покойного брата учуял запах спиртного.
Отец Виктор сердечно пожал ему руку. Спросил участливо:
- Ну, как вы?
- Ничего, держусь. Вы проходите. Чаю налить вам, с лимончиком?
- Спасибо, не откажусь.
Отец Виктор, высокий, дородный мужчина лет пятидесяти, подобрав полы рясы, осторожно опустился на кухонную табуретку, будто бы боясь сломать ее.
- Да-а, вот и нет Иллариона... Вы ведь прилетели издалека, как только узнали?
- Из Норильска. Мне Снежана сообщила. А вы, отец Виктор, в последнее время близко общались с моим братом?
- Это правда. Илларион посещал храм, но нерегулярно. Что-то мучило его, я видел...
- Он вам рассказывал об этом? - спросил Генрих Геннадьевич.
Повисла пауза. Соликарп верно истолковал ее значение.
- Поймите, я ведь не пытаюсь узнать тайну исповеди, я просто интересуюсь, говорил ли вам что-либо мой брат о своих проблемах.
- Нет, не говорил, - глухо произнес отец Виктор, принимая у Генриха Геннадьевича из рук изящную чашку. - Хотя я и пытался ему помочь, уговорить его мне открыться... А с милицией вы беседовали?
- Они сейчас называются - полиция..., - напомнил Соликарп.
- Ах, да... Никак не могу привыкнуть, знаете ли. Так они вас... допрашивали?
На этот раз паузу выдержал уже сам Соликарп.
- Да, но... Мне не кажется, что они смогут раскрыть это дело.
- Почему же? - Следователь какой-то... формалист, что ли. Задает стандартные вопросы. Короче, холодный сапожник, номер отбывает. Хотя это мое личное впечатление.
- Простите, Генрих Геннадьевич, а чем вы занимаетесь?
Соликарп не успел ответить - раздался звонок в дверь.
- Одну минуту, я открою. На пороге стоял видный мужчина средних лет - сосед по лестничной площадке Тимофей Щапов. С ним Генрих Геннадьевич тоже познакомился на похоронах.
- Доброе утро..., - произнес он, потупившись. - Вы извините меня за вторжение... Дело в том, что Илларион... Царствие Небесное... Илларион брал у меня некоторые книги... Очень ценные... Редкие. Я - коллекционер, и...
"И этот туда же!" - зло подумал Соликарп, вспомнив звонок Снежаны.
- Да-да, конечно! Проходите. Тимофей?..
- Иванович. Благодарю вас... Обувь снимать?
- Не стоит. Вот сюда, пожалуйста. Книги все здесь, в шкафу.
Заметив сидящего на кухне священника, Щапов вежливо с ним поздоровался.
- Так-так... Ага, вот! Вот это издание, оно, знаете ли, датируется концом девятнадцатого века... И вот эта еще... Тоже большая редкость, в мире осталось... Не помню, сколько экземпляров. Так я возьму?..
- Разумеется, ведь они ваши, - слегка пожал плечами Генрих Геннадьевич.
- Э-э-э... Еще раз благодарю вас. Не смею мешать. До свиданья, святой отец!
Закрыв за Щаповым дверь, Генрих Геннадьевич вернулся на кухню.
- Так что вы намерены делать? - спросил отец Виктор. - Вернетесь к себе, в Норильск?
- Наверное. Дождусь только оглашения завещания...
Они поговорили еще немного, затем отец Виктор попрощался и ушел. Уже стоя на пороге, он вдруг обернулся и обронил фразу:
- А пить вам все же не стоит... Не поможет это.
Соликарп принялся не спеша, методично обыскивать квартиру. До этого времени у него не было - похоронные хлопоты, затем - поминки, вызов на допрос... Не найдя того, что искал, Генрих Геннадьевич присел за стол в кабинете брата и раскрыл свой ноутбук. Нашел последнее послание от покойного, датированное двадцатым декабря.
- "Генрих, дорогой, если со мною произойдет что-нибудь в ближайшие дни, тебе нужно будет обязательно ознакомиться с содержимым моего сейфа. Ты знаешь, где он. Но не знаешь, где ключ. Так вот, ключ - это мой перстень с филином. Два поворота против часовой стрелки. Запомни. Обнимаю. Твой И."
- Перстень... Перстень с филином..., - в задумчивости повторял Соликарп. - Где же он?..
Пройдя в гостиную, Генрих Геннадьевич осторожно снял со стены большое полотно - копию картины известного импрессиониста.
Сейф находился за ней. Однако для того, чтобы его увидеть, требовалось еще аккуратно удалить пленку под цвет обоев. Небольшой, но сработанный на совесть, с блестящим круглым замочком, порядка двух сантиметров в диаметре. Замочек представлял собою стилизованное изображение филина, состоявшее из фигурных выступов и двух штырьков - глаз.
Как теперь понял Соликарп, необходимо было приложить печатку перстня к замку так, чтобы его выступы вошли в выемки - ибо на печатке тоже был филин, только состоящий из филигранно вырезанных бороздок.
"Ты всегда был затейником, Ларик, - подумал Генрих Геннадьевич. - Интересно, знает ли Снежана про этот секрет?"
Часов в двенадцать Генрих Геннадьевич вышел прогуляться. Снег уже перестал, но тут и там высились грязноватые сугробы.
"Может, и напрасно я так с этим следователем, с Кушнирюком? Неплохой вроде парень...", - размышлял Генрих Геннадьевич, неторопливо шагая в сторону центра. Внезапно что-то привлекло его внимание. Он остановился, повернул голову и увидал вывеску - "Антикварные товары".
Магазинчик располагался в кривом переулке, и если бы Генрих Геннадьевич не знал о его существовании, то навряд ли вообще бы заметил. Илларион упоминал пару раз, что кавказец Давид, владелец лавки - его приятель.
Тихонько звякнул дверной колокольчик; Соликарп спустился на пару ступенек вниз и очутился в небольшом помещении, напоминавшем провинциальный исторический музей.
Железная посуда, пепельницы, ржавое оружие, даже латы - всё было ориентировано на то, чтобы случайный лох-покупатель оставил здесь сотню-другую баксов или евро. Хозяин лавки, усатый, небольшого роста брюнет, появился из подсобки, вход в которую закрывала пыльная бордовая портьера. Генриху Геннадьевичу показалось, что Давид при виде его немного оторопел. И он поспешил успокоить антиквара.
- Все в порядке, здравствуйте, не волнуйтесь. Я - его брат.
- А-а! Понимаю... Извините. Чем могу помочь?
- Илларион часто к вам заходил? Может быть, консультировался по каким-то вопросам? Давид задумался.
- Да как вам сказать... Простите, как вас?..
- Генрих. Генрих Геннадьевич.
- Знаете, Генрих Геннадьевич... Мы редко виделись. Хотя ваш брат понимал толк в антиквариате. Так что это, скорее, мне могла понадобиться его консультация...
Взгляд Соликарпа сфокусировался на витрине. Вернее, на том предмете, который лежал внутри, на зеленом бархате.
- Откуда у вас это?
- Что? А-а, вы про перстень? Так его Максим принес, дней пять назад.
- Максим? Какой Максим? - не сразу сообразил Генрих Геннадьевич.
- Пасынок Иллариона Геннадьевича. Сын его супруги. Сказал, что отчим подарил ему его на Новый год... А теперь он решил перстень продать.
- И вы поверили? Пять дней назад - это же был день, когда погиб Илларион!
Давид виновато развел руками.
- Простите, уважаемый... Это было утром, я тогда еще не знал, что произошло с вашим братом. Об этом... несчастье мне сказали уже вечером...
- Кто сказал? - быстро спросил Соликарп.
- Снежана Эдуардовна. Она как раз договаривалась со мною насчет консультации - ну, оценки некоторых вещей, которые принадлежали Иллариону...
***
Генрих Геннадьевич и следователь Кушнирюк встретились спустя два часа в одном из кафе, в центре города. Соликарп счел своим долгом извиниться.
- Андрей Петрович, вы поймите меня правильно... Брат мой погиб. Погиб при загадочных обстоятельствах. Я не могу сказать, что не доверяю органам дознания, но... Сейчас ведь и более громкие дела до конца не доводят. А тут... Просто пожилой человек, любитель редких книг и антиквариата... Ну кто станет всерьез всем этим заниматься?
Кушнирюк невесело улыбнулся.
- Понимаю. Полиция в глазах обывателя - просто сборище лентяев и взяточников...
- Я этого не говорил...
-...Но подумали, ведь так? Ладно, оставим это. Давайте ближе к делу. Вы настаиваете на том, что Снежана Соликарп причастна к гибели вашего брата?
- Я бы не хотел так думать, но... факты. В день гибели Иллариона она посещает антиквара и выясняет стоимость каких-то там вещей! Поразительное хладнокровие для вдовы, не находите? И завтра - завтра! - она собирается прийти и забрать некие, якобы принадлежащие ей, ценности.
- Погодите. Дайте собраться с мыслями. По-вашему, супруга покойного, руководствуясь корыстными мотивами, пыталась его задушить, а затем выбросила из окна? Ваш брат весил семьдесят пять килограмм. При всем желании Снежана...
- А я и не говорю, что это она сама сделала. Наняла какого-нибудь отморозка за сто долларов...
-...Которого ваш брат сам впустил в квартиру и который потом так грамотно ушел, что не засветился перед уличными камерами наблюдения? Нет, Генрих Геннадьевич, тут все не так просто. Хотя, конечно, мотив корыстный нельзя сбрасывать со счетов. Но в таком случае, и вы, наряду с вашей невесткой, становитесь одним из подозреваемых.
- Я?! - обиженно засопел Соликарп. - Но почему, позвольте спросить?
- Да потому! - потерял самообладание Кушнирюк. - Вы вон в Норильске живете, а брат ваш - в Москве! Квартира его трехкомнатная, да плюс коллекция - это ж целое состояние! А еще вы на жену его покойную стрелки пытаетесь перевести...
- Ну, знаете!..
- Да успокойтесь вы, - примирительно тронул его за руку Кушнирюк. - Это я так сказал, для примера. Чтобы вы поняли просто, почему следствие не может позволить себе упереться в одну, самую очевидную, версию. А за информацию - спасибо. В самое ближайшее время мы еще раз вызовем Снежану Эдуардовну и побеседуем с ней...
О перстне Генрих Геннадьевич умолчал. И теперь мучительно спрашивал себя - правильно ли он поступил?
Но ведь Кушнирюк мог изъять "филина" прямо на месте, лишив его возможности ознакомиться с содержимым сейфа.
"Максима надо найти, - решил для себя Соликарп. - И расспросить его поподробнее о том дне..."
В деле поиска Максима Обухова Соликарпу помог, опять же, кавказец-антиквар. Генрих Геннадьевич честно выкупил у него перстень Иллариона за шесть тысяч рублей (хотя, по словам Давида, мальчишке он заплатил всего три), и хозяин магазина сообщил ему, что парень иногда тусуется в ночном баре напротив, через дорогу.
Понимая, что ждать придется долго, Соликарп уже заранее представил себе ночь с термосом горячего кофе, во взятой напрокат машине...
- Эй, Макс!
Парень обернулся. И - обмер на месте.
- Ты куда? Домой? Давай провожу.
- А... вы?..
- Меня зовут Генрих Геннадьевич. Мать не говорила тебе? Я - брат твоего отчима, из Норильска приехал. Ах да, ты ж не был на похоронах... Что, не любил ты Иллариона? Парень неприязненно глянул на Соликарпа.
- Нет. А вообще, чего вам от меня нужно? Я тороплюсь...
- За дозой, к наркодилеру? Так ты ж вроде из клуба идешь, чего там не купил?
Макс встал как вкопанный. Засунул руки в карманы куртки, легкой не по сезону.
Да ты не пыли, знаю я все. Илларион говорил, что балуешься иногда. Да и шут с тобой, мне-то какое дело? Меня вот что интересует...
- А вы кто - опер? Или следователь? Почему вопросы мне задаете, а?
Соликарп достал что-то из кармана. Разжал кулак.
- Этот перстень с филином ты сдал в антикварную лавку, за три тысячи рублей. И было это как раз в день гибели Иллариона. Как он к тебе попал? Что прикажешь мне думать? Может, следователю намекнуть, что ты причастен?..
Максим сник.
- Не надо. Я... я просто... Ну... Мать с Илларионом в последнее время плохо жили. Мать подолгу у себя оставалась...В нашей квартире. А я... Я хотел... Доказать ей... Что у него... В общем...
- Понятно, - тяжело вздохнул Соликарп. - Ты шпионил. Хотел доказать матери, что у Иллариона - другая женщина. Ну и как, доказал?
Максим промолчал.
- Значит, ты видел, как он погиб?
- Да... То есть, нет. Я вверх не смотрел, просто стоял в кустах, напротив дома. А когда он... В общем. Когда он упал... Я увидел, как он кольцо в сугроб выкинул.
- Перстень, - машинально поправил Соликарп. - Ладно, иди. Только никому ни слова о нашем разговоре. Даже матери. Это в твоих же интересах.
Подойдя к дому, где жил Илларион, Генрих Геннадьевич поднял голову и нашел взглядом то самое окно...
Да, убийца почти не рисковал: это был единственный высотный дом в округе, и заметить сам момент преступления мог лишь тот, кто, как сейчас Соликарп, задрал бы голову именно в эту секунду. Но вот как он потом ушел незамеченным?..
Впрочем, и это, как говаривал персонаж известной булгаковской книги, не бином Ньютона: спустился себе на лифте, поднял воротник пальто, или в чем он там был одет, надвинул шляпу на глаза...
Но в таком случае, его бы обязательно заприметили те, кто просматривали записи с уличных камер...
Оставив бесплодные размышления, Соликарп отправился в квартиру брата - ему не терпелось ознакомиться с содержимым сейфа...
31-е декабря 201.. года
А утром заявилась Снежана. И причем не в десять, как договаривались, а на полчаса раньше.
По-хозяйски отворила дверцу одного из шкафов, достала оттуда лакированную шкатулку, осмотрела содержимое, вытащив пару украшений и тонкую пачку документов. - Ладно, остальное потом... Послушай...те... Генрих... Геннадьевич... У Ларика было кольцо... Ну, перстень такой, с печаткой в виде птички... В морге мне сказали, что при нем такого не нашли. А вы случайно не натыкались?..
Соликарп выдержал ее взгляд.
- Нет, Снежана. Не натыкался. Если найду, обязательно дам знать.
- Хорошо, извините. Я пойду. С наступающим желать как-то... Неловко.
Закрыв за незваной гостьей дверь, Соликарп приготовил себе чаю и устроился в кресле, в кабинете брата.
Ему требовалось обдумать ситуацию. В сейфе Иллариона, который он вскрыл вчера ночью, обнаружились интересные находки - пачка сотенных евро, старый, но тщательно смазанный пистолет Макарова и тетрадь.
В принципе, Генрих Геннадьевич внутренне готов был к чему-то такому - но в записях брата имя убийцы, увы, не фигурировало. Там вообще было очень мало конкретики.
Но кое на какие мысли заметки Иллариона все же наводили. Генрих Геннадьевич по-быстрому собрался и поехал к отцу Виктору...