Sanur
17.01.2020, 11:22
Михаил Петрович Арцыбашев
«Счастье»
...... У Сашки не было заработка уже пять дней, и накануне ее побили, выгнали с квартиры и отняли последнюю хорошую ватную кофту.
Странно и робко маячила по пустынному, залитому лунным светом шоссе ее маленькая скрюченная фигурка, и ей казалось, что во всем мире она одна и никогда не выберется из этого пустого поля, захватывающего дыхание холода и морозного лунного света.
Ноги у нее оледенели и ступали по скрипящему снегу с болью, точно по твердому камню окровавленной обнаженной костью.
И вот тут-то, посреди поля, Сашка в первый раз поняла весь бессмысленный ужас своего существования и стала плакать. Слезы катились из обмерзших воспаленных глаз и замерзали в ямке, где когда-то был нос, а теперь гной. Никто не видел этих слез, и луна по-прежнему светло плыла высоко над полем, в чистом и холодном голубом сиянии.
Никто не шел, и невыразимое чувство животного отчаяния, подымаясь все выше и выше, начало доходить до того предела, когда человеку кажется, что он кричит страшным, пронзительным голосом, на все поле, на весь мир, а он молчит и только судорожно стискивает зубы.
- Умереть бы... хоть бы помереть бы... - молилась Сашка и молчала.
И вот тут-то на белой дороге замаячила высокая и черная мужская фигура. Она быстро приближалась к Сашке, и уже было слышно, как снег скрипит прерывисто и звонко, и видно, как лоснится по луне барашковый воротник. Сашка догадалась, что это какой-нибудь из служащих на заводе, что в конце проспекта.
Она стала на краю дороги и, подобрав закоченелые руки в рукава, подняв плечи и перепрыгивая с ноги на ногу, ждала. Губы у нее были как из резины, шевелились туго и тупо, и Сашка больше всего боялась, что не выговорит ничего.
— Кава-ер... - невнятно пробормотала она.
Прохожий на мгновение повернул к ней лицо и пошел дальше, шагая уверенно и быстро. Но со смелостью последнего отчаяния Сашка проворно забежала вперед и, идя задом перед ним, неестественно весело и бравурно заговорила:
— Кава-ер... пойдемте... право... Ну, что там, идем!.. Я вам такие штучки покажу, что все животики надорвете... идет, что ли... Ей-Богу, покажу... Пойдем, миенький...
Прохожий шел, не обращая на нее никакого внимания, и на его неподвижном лице, как стеклянные и не живые, блестели от луны выпуклые глаза.
Сашка задом танцевала перед ним и, высоко подняв плечи, стонущим голосом, полным тупого отчаяния, задыхаясь от перехватывающего горло холода, говорила:
- Вы не смотрите, кава-ер, что я такая.. Я с те-а чистая... у меня квартира есть... неда-еко... Пойдемте, право, ну...
Луна плыла высоко над полем, и голос Сашки странно и слабо дребезжал в лунном морозном воздухе.
- Идемте, ну... — говорила Сашка, задыхаясь и спотыкаясь, но все танцуя перед ним задом: — ну, не хотите, так хоть двугривенный дайте... на х-еб... це-ый день не е-а... бб... да-дайте... Ну, хоть гривенник, кава-ер... ми-енький, за-отой... дайте!..
Прохожий молча надвигался на нее, как будто перед ним было пустое место, и его странные, стеклянные глаза все так же мертвенно блестели при луне. У Сашки срывался голос и ресницы смерзались от слез.
- Ну, дайте, гривенник тойко... Хорошенький кава-ер... что вам стоит...
И вдруг ей пришла в голову последняя отчаянная мысль:
- Я вам что хотите сделаю... ей-Богу, такую штуку покажу... ей-Богу... я затейная!.. Хотите, юбку задеру и в снег сяду... пять минут высижу, сами считать будете... ей-Богу! За один гривенник сяду... Смеяться будете, право, кава-ер!..
Прохожий вдруг остановился. Его стеклянные глаза оживились каким-то чувством, и он засмеялся коротким и странным смехом. Сашка стояла перед ним и, приплясывая от холода, старалась тоже смеяться, не спуская глаз одновременно и с рук и с лица его.
- А хочешь я тебе вместо гривенника пятерку дам? — спросил прохожий и оглянулся.
Сашка тряслась от холода, не верила и молчала.
- Ты вот... разденься догола и стой, я тебя десять раз ударю... по полтиннику за удар, хочешь?
Он смеялся, и смех у него был дрожащий: придушенный и гадкий.
- Холодно... - жалобно сказала Сашка, и дрожь удивления, страха, голодной жадности и недоверия стала бить все ее тело нервно и судорожно.
- Мало ли чего... За то и пятерку даю, что холодно!..
- Вы больно бить будете... - пробормотала Сашка, мучительно колеблясь.
- Ну, что ж, что больно... а ты вытерпи, пятерку получишь!
Прохожий двинулся. Снег заскрипел.
Сашку все сильнее и сильнее била какая-то жестокая внутренняя дрожь.
- Вы так... хоть пятачок дайте...
Прохожий пошел.
Сашка хотела схватить его за руку, но он замахнулся на нее с такой внезапной страшной злобой, остро сверкнув выпуклыми бешеными глазами, что она отскочила.
Прохожий прошел уже несколько шагов.
- Кава-ер, кава-ер!.. Ну, хорошо... кава-ер! - жалобно-одиноко вскрикнула Сашка.
Прохожий остановился и обернулся. Глаза у него блестели, и лицо как будто чернело.
- Ну, - сказал он хрипло и сквозь зубы.
Сашка постояла, недоуменно и тупо улыбаясь, потом стала нерешительно расстегивать кофту мерзлыми, словно чужими пальцами и почему-то не могла отвести глаз от этого странного, страшного лица со стеклянными мертвыми глазами...
- Ну, ты... живей, а то кто подойдет! - проскрипел прохожий.
Страшный холод охватил голую Сашку со всех сторон. Дыхание захватило. Каленое железо разом прилипло ко всему телу и, казалось, стало сдирать всю оледенелую обмороженную кожу.
- Бейте скорей... — пробормотала Сашка, сама поворачиваясь к нему задом и стуча зубами.
Она стояла совсем голая, и необыкновенно странно было это голое маленькое тело на снегу, посреди лунного, морозного, ночного поля.
- Ну... - задыхающимся от какого-то страшного ощущения голосом; прохрипел он. - Смотри... выдержишь - пять рублей, не выдержишь, закричишь - пошла к черту...
- Хорошо... бейте... — едва пробубнили прыгающие мерзлые губы, и все оледенелое тело Сашки билось как в судороге.
Прохожий зашел сбоку и, вдруг подняв тонкую палку, изо всей силы, с тупым и странным звуком ударил Сашку по худому, сжавшемуся заду.
Страшная режущая боль пронизала все мерзлое тело до самого мозга, и казалось, все поле, - луна, прохожий, небо, весь мир, - все слилось в одно несусветное ощущение ужасающей, режущей боли.
- Аб... — сорвался с губ Сашки короткий как будто испуганный звук, и Сашка пробежала несколько шагов, судорожно ухватившись обеими руками за место удара.
- Руки, руки пусти! — задыхаясь, крикнул он, бегом догоняя ее.
Сашка, судорожно сжав локти, отвела руки, и второй удар мгновенно обжег ее тою же нестерпимой болью. Она застонала и упала на четвереньки. И когда упала, со страшной быстротой, один за другим на голое тело посыпались раскаленные режущие удары, и кусая снег, почти потеряв сознание, обезумевшая Сашка поползла голым животом по снегу.
- Де-вять! — просчитал придушенный, захлебывающийся голос, и молния обожгла голое тело с каким-то новым мокрым звуком. Что-то будто репнуло, как мороженый кочан, и брызнуло на снег.
Сашка извиваясь, как змея, перевернулась на спину, пачкая кровью снег, и впалый живот тускло заблестел при луне острыми костями бедер.
И в ту же минуту какое-то невероятное, острое, жгучее железо прорезало ей левую, тупо подпрыгнувшую грудь.
- Десять! - где-то страшно далеко крикнул кто-то, и Сашка потеряла сознание. Но она сейчас же очнулась.
- Ну, вставай, стерва... получай... - хрипло говорил над нею дрожащий, захлебывающийся голос. - А то уйду... Ну?..
Луна светила высоко и ярко. Синел снег, и пусто молчало поле. Сашка, голая, не похожая на человека, шатаясь и цепляясь за землю дрожащими руками, поднялась посреди дороги, и по ее белому от луны телу быстро поползли вниз черные тонкие змейки. Она уже не ощущала холода, а только странную слабость, тошноту, мучительную дрожь и ломоту во всем теле, прорезываемом острой жгучей болью. Крепко схватившись за избитое мокрое тело, Сашка добралась до платья и долго одевалась в оледенелые тряпки, молча копошась посреди пустого лунного поля.
И только когда оделась, и темный силуэт прохожего растаял далеко в лунной дымке, разжала руку и посмотрела. Желтенький золотой искоркой блеснул на окровавленной черной ладони.
- Пять! — подумала Сашка, и вдруг чувство огромной облегчающей радости охватило ее всю. Крепко зажав золотой в руке, она бегом, на дрожащих ногах, пустилась к городу. Юбка липла сзади к чему-то мокрому и бередила горящую боль, но Сашка не обращала на это внимания и все существо ее было переполнено светлого и поющего ощущения счастья - еды, тепла, покоя, водки!..
О том, что ее только что странно и омерзительно били, Сашка не думала.
- Еще и лучше... не холодно! - весело заметила она себе и завернула в переулок, где сразу засверкали веселые огоньки ночной чайной.
https://scontent.fhfa1-2.fna.fbcdn.net/v/t1.0-9/p843x403/82256292_2535921750014917_4648271073840726016_o.jp g?_nc_cat=100&_nc_ohc=XjfT97n3UAEAX-ofzZ_&_nc_ht=scontent.fhfa1-2.fna&_nc_tp=1002&oh=310780115db18a0c3868091625569045&oe=5E8F59C6
(https://www.facebook.com/www.bessmertnov.fe/photos/a.1510447452562357/2535921743348251/?type=3&eid=ARA1E9wAjrWFN7dWgiVuZTx-lJowoOWBsAXv_363VHa6dVTBsysQPOAeuIsJJC9_f6nCqNO8Hh SWlZIE&__xts__%5B0%5D=68.ARAF78pyhUtslVM0NAKBDiyRik8p5uNV yWI_36Ig0GY4DxIETqA1X72H2mqC3mH1dLyfAi2YjvgCiTbv_3 BCIhQPRIRlR3y0UUZu-XQNtKRpivQHn9r6b7yipbS_ijgmTBCRdTO4B4hUZ5ILwRmUGtU 0X5KjWBbaCpYsCold-hASWtKJxWQoExlmbZ8PEZnFFLnKqE2R1X6aoARn1n1z7PVLthd THKpTkV7n1DN05OpUXUKDPJ9a6WuTIUQMW61qozCf9f7MphS09 qz5lOMZr8VK8CH_hoV0Ya_eRacDnAIp5A18GFksjzob2ezUKXK 0G9chIFlEiB48e2tAv-B-02uUOA3D&__tn__=EEHH-R)
«Счастье»
...... У Сашки не было заработка уже пять дней, и накануне ее побили, выгнали с квартиры и отняли последнюю хорошую ватную кофту.
Странно и робко маячила по пустынному, залитому лунным светом шоссе ее маленькая скрюченная фигурка, и ей казалось, что во всем мире она одна и никогда не выберется из этого пустого поля, захватывающего дыхание холода и морозного лунного света.
Ноги у нее оледенели и ступали по скрипящему снегу с болью, точно по твердому камню окровавленной обнаженной костью.
И вот тут-то, посреди поля, Сашка в первый раз поняла весь бессмысленный ужас своего существования и стала плакать. Слезы катились из обмерзших воспаленных глаз и замерзали в ямке, где когда-то был нос, а теперь гной. Никто не видел этих слез, и луна по-прежнему светло плыла высоко над полем, в чистом и холодном голубом сиянии.
Никто не шел, и невыразимое чувство животного отчаяния, подымаясь все выше и выше, начало доходить до того предела, когда человеку кажется, что он кричит страшным, пронзительным голосом, на все поле, на весь мир, а он молчит и только судорожно стискивает зубы.
- Умереть бы... хоть бы помереть бы... - молилась Сашка и молчала.
И вот тут-то на белой дороге замаячила высокая и черная мужская фигура. Она быстро приближалась к Сашке, и уже было слышно, как снег скрипит прерывисто и звонко, и видно, как лоснится по луне барашковый воротник. Сашка догадалась, что это какой-нибудь из служащих на заводе, что в конце проспекта.
Она стала на краю дороги и, подобрав закоченелые руки в рукава, подняв плечи и перепрыгивая с ноги на ногу, ждала. Губы у нее были как из резины, шевелились туго и тупо, и Сашка больше всего боялась, что не выговорит ничего.
— Кава-ер... - невнятно пробормотала она.
Прохожий на мгновение повернул к ней лицо и пошел дальше, шагая уверенно и быстро. Но со смелостью последнего отчаяния Сашка проворно забежала вперед и, идя задом перед ним, неестественно весело и бравурно заговорила:
— Кава-ер... пойдемте... право... Ну, что там, идем!.. Я вам такие штучки покажу, что все животики надорвете... идет, что ли... Ей-Богу, покажу... Пойдем, миенький...
Прохожий шел, не обращая на нее никакого внимания, и на его неподвижном лице, как стеклянные и не живые, блестели от луны выпуклые глаза.
Сашка задом танцевала перед ним и, высоко подняв плечи, стонущим голосом, полным тупого отчаяния, задыхаясь от перехватывающего горло холода, говорила:
- Вы не смотрите, кава-ер, что я такая.. Я с те-а чистая... у меня квартира есть... неда-еко... Пойдемте, право, ну...
Луна плыла высоко над полем, и голос Сашки странно и слабо дребезжал в лунном морозном воздухе.
- Идемте, ну... — говорила Сашка, задыхаясь и спотыкаясь, но все танцуя перед ним задом: — ну, не хотите, так хоть двугривенный дайте... на х-еб... це-ый день не е-а... бб... да-дайте... Ну, хоть гривенник, кава-ер... ми-енький, за-отой... дайте!..
Прохожий молча надвигался на нее, как будто перед ним было пустое место, и его странные, стеклянные глаза все так же мертвенно блестели при луне. У Сашки срывался голос и ресницы смерзались от слез.
- Ну, дайте, гривенник тойко... Хорошенький кава-ер... что вам стоит...
И вдруг ей пришла в голову последняя отчаянная мысль:
- Я вам что хотите сделаю... ей-Богу, такую штуку покажу... ей-Богу... я затейная!.. Хотите, юбку задеру и в снег сяду... пять минут высижу, сами считать будете... ей-Богу! За один гривенник сяду... Смеяться будете, право, кава-ер!..
Прохожий вдруг остановился. Его стеклянные глаза оживились каким-то чувством, и он засмеялся коротким и странным смехом. Сашка стояла перед ним и, приплясывая от холода, старалась тоже смеяться, не спуская глаз одновременно и с рук и с лица его.
- А хочешь я тебе вместо гривенника пятерку дам? — спросил прохожий и оглянулся.
Сашка тряслась от холода, не верила и молчала.
- Ты вот... разденься догола и стой, я тебя десять раз ударю... по полтиннику за удар, хочешь?
Он смеялся, и смех у него был дрожащий: придушенный и гадкий.
- Холодно... - жалобно сказала Сашка, и дрожь удивления, страха, голодной жадности и недоверия стала бить все ее тело нервно и судорожно.
- Мало ли чего... За то и пятерку даю, что холодно!..
- Вы больно бить будете... - пробормотала Сашка, мучительно колеблясь.
- Ну, что ж, что больно... а ты вытерпи, пятерку получишь!
Прохожий двинулся. Снег заскрипел.
Сашку все сильнее и сильнее била какая-то жестокая внутренняя дрожь.
- Вы так... хоть пятачок дайте...
Прохожий пошел.
Сашка хотела схватить его за руку, но он замахнулся на нее с такой внезапной страшной злобой, остро сверкнув выпуклыми бешеными глазами, что она отскочила.
Прохожий прошел уже несколько шагов.
- Кава-ер, кава-ер!.. Ну, хорошо... кава-ер! - жалобно-одиноко вскрикнула Сашка.
Прохожий остановился и обернулся. Глаза у него блестели, и лицо как будто чернело.
- Ну, - сказал он хрипло и сквозь зубы.
Сашка постояла, недоуменно и тупо улыбаясь, потом стала нерешительно расстегивать кофту мерзлыми, словно чужими пальцами и почему-то не могла отвести глаз от этого странного, страшного лица со стеклянными мертвыми глазами...
- Ну, ты... живей, а то кто подойдет! - проскрипел прохожий.
Страшный холод охватил голую Сашку со всех сторон. Дыхание захватило. Каленое железо разом прилипло ко всему телу и, казалось, стало сдирать всю оледенелую обмороженную кожу.
- Бейте скорей... — пробормотала Сашка, сама поворачиваясь к нему задом и стуча зубами.
Она стояла совсем голая, и необыкновенно странно было это голое маленькое тело на снегу, посреди лунного, морозного, ночного поля.
- Ну... - задыхающимся от какого-то страшного ощущения голосом; прохрипел он. - Смотри... выдержишь - пять рублей, не выдержишь, закричишь - пошла к черту...
- Хорошо... бейте... — едва пробубнили прыгающие мерзлые губы, и все оледенелое тело Сашки билось как в судороге.
Прохожий зашел сбоку и, вдруг подняв тонкую палку, изо всей силы, с тупым и странным звуком ударил Сашку по худому, сжавшемуся заду.
Страшная режущая боль пронизала все мерзлое тело до самого мозга, и казалось, все поле, - луна, прохожий, небо, весь мир, - все слилось в одно несусветное ощущение ужасающей, режущей боли.
- Аб... — сорвался с губ Сашки короткий как будто испуганный звук, и Сашка пробежала несколько шагов, судорожно ухватившись обеими руками за место удара.
- Руки, руки пусти! — задыхаясь, крикнул он, бегом догоняя ее.
Сашка, судорожно сжав локти, отвела руки, и второй удар мгновенно обжег ее тою же нестерпимой болью. Она застонала и упала на четвереньки. И когда упала, со страшной быстротой, один за другим на голое тело посыпались раскаленные режущие удары, и кусая снег, почти потеряв сознание, обезумевшая Сашка поползла голым животом по снегу.
- Де-вять! — просчитал придушенный, захлебывающийся голос, и молния обожгла голое тело с каким-то новым мокрым звуком. Что-то будто репнуло, как мороженый кочан, и брызнуло на снег.
Сашка извиваясь, как змея, перевернулась на спину, пачкая кровью снег, и впалый живот тускло заблестел при луне острыми костями бедер.
И в ту же минуту какое-то невероятное, острое, жгучее железо прорезало ей левую, тупо подпрыгнувшую грудь.
- Десять! - где-то страшно далеко крикнул кто-то, и Сашка потеряла сознание. Но она сейчас же очнулась.
- Ну, вставай, стерва... получай... - хрипло говорил над нею дрожащий, захлебывающийся голос. - А то уйду... Ну?..
Луна светила высоко и ярко. Синел снег, и пусто молчало поле. Сашка, голая, не похожая на человека, шатаясь и цепляясь за землю дрожащими руками, поднялась посреди дороги, и по ее белому от луны телу быстро поползли вниз черные тонкие змейки. Она уже не ощущала холода, а только странную слабость, тошноту, мучительную дрожь и ломоту во всем теле, прорезываемом острой жгучей болью. Крепко схватившись за избитое мокрое тело, Сашка добралась до платья и долго одевалась в оледенелые тряпки, молча копошась посреди пустого лунного поля.
И только когда оделась, и темный силуэт прохожего растаял далеко в лунной дымке, разжала руку и посмотрела. Желтенький золотой искоркой блеснул на окровавленной черной ладони.
- Пять! — подумала Сашка, и вдруг чувство огромной облегчающей радости охватило ее всю. Крепко зажав золотой в руке, она бегом, на дрожащих ногах, пустилась к городу. Юбка липла сзади к чему-то мокрому и бередила горящую боль, но Сашка не обращала на это внимания и все существо ее было переполнено светлого и поющего ощущения счастья - еды, тепла, покоя, водки!..
О том, что ее только что странно и омерзительно били, Сашка не думала.
- Еще и лучше... не холодно! - весело заметила она себе и завернула в переулок, где сразу засверкали веселые огоньки ночной чайной.
https://scontent.fhfa1-2.fna.fbcdn.net/v/t1.0-9/p843x403/82256292_2535921750014917_4648271073840726016_o.jp g?_nc_cat=100&_nc_ohc=XjfT97n3UAEAX-ofzZ_&_nc_ht=scontent.fhfa1-2.fna&_nc_tp=1002&oh=310780115db18a0c3868091625569045&oe=5E8F59C6
(https://www.facebook.com/www.bessmertnov.fe/photos/a.1510447452562357/2535921743348251/?type=3&eid=ARA1E9wAjrWFN7dWgiVuZTx-lJowoOWBsAXv_363VHa6dVTBsysQPOAeuIsJJC9_f6nCqNO8Hh SWlZIE&__xts__%5B0%5D=68.ARAF78pyhUtslVM0NAKBDiyRik8p5uNV yWI_36Ig0GY4DxIETqA1X72H2mqC3mH1dLyfAi2YjvgCiTbv_3 BCIhQPRIRlR3y0UUZu-XQNtKRpivQHn9r6b7yipbS_ijgmTBCRdTO4B4hUZ5ILwRmUGtU 0X5KjWBbaCpYsCold-hASWtKJxWQoExlmbZ8PEZnFFLnKqE2R1X6aoARn1n1z7PVLthd THKpTkV7n1DN05OpUXUKDPJ9a6WuTIUQMW61qozCf9f7MphS09 qz5lOMZr8VK8CH_hoV0Ya_eRacDnAIp5A18GFksjzob2ezUKXK 0G9chIFlEiB48e2tAv-B-02uUOA3D&__tn__=EEHH-R)