Белая Хризантема**
03.11.2020, 19:09
Красивое пальто[
Когда я была девочка, никакой одежды в Питере купить было невозможно.[/COLOR]
К тому же все были бедные и старались экономить. Поэтому часто покупали пальто, какие удавалось достать, «на вырост». Чтобы носить подольше.
Мне было лет 9 или 10, когда мама купила мне мальчиковое пальто, серого цвета с хлястиком и кроличьим воротником. К тому же оно было мне велико.
Это у какой-то ее сотрудницы сынок подрос и мама купила его очень дешево.
Я упросила купить к нему оранжевый плюшевый капор, чтобы было видно все же, что я – девочка. Но все равно меня часто называли в магазинах и в трамвае «мальчик», хотя косы были ниже попы. Но ведь зимой это не видно. Мордочка у меня была бледная и тощая, маленький рост, тонкие руки и ноги. Украшали только густые пышные темно каштановые волосы, какие часто бывают у еврейских детей. Это пальто прибавило мне ощущения, что я ужасно некрасивая, эта травма и ненависть к уродливой плохой одежде остались на всю жизнь. Правда, моя мама, видя мои страдания, добыла у какой то нашей родственницы старую шубу и мне из нее сшили коричневую цыгейковую шубку и шапку с ушами, отороченную даже кусочками белого меха. Помню как я была счастлива, когда бежала по Фонарному переулку к реке Мойке, чтобы встретиться с подружками, которые из-за мальчикового пальто надо мной нещадно насмехались.
Вот уж теперь в Германии я оттянулась по полной и, к ужасу моего друга, все время покупаю красивые новые вещи, хотя старые девать некуда. Ведь одежда здесь почти ничего не стоит.
Когда я подросла и стала уже семнадцатилаетней девицей, почти на выданьи.
По нашим российским понятиям. Папина жена, то есть моя мачеха, очень любила повторять: «после 20 лет так трудно выйти замуж!»
Девица пополнела и похорошела, нужно было сшить новое пальто. Искали хорошего портного, посоветовали старого польского еврея, пережившего войну и бежавшего от нацистов в Советский Союз. Мы пришли в его убогую квартирку, бывшую дворницкую, полутемную в глухом дворе на Мойке, но все же без соседей. В комнате стояла швейная машинка Зингер и аккуратно были разложены кусочки разных тканей. Каким-то чудом у него оказались западные журналы с моделями пальто. Маленький сухой старичок в кипе встретил нас у входа, ему было вероятно за 80.
- Ну. Майне медхен, - сказал Шломо, так его звали, - как твой имя? Либочка? Какой хороший девочка. Ми сделаем такое мантель, что все на улице будут оборачиваться.
И это была чистая правда. Шломо показал мне несколько моделей
- Вот это! - закричала я радостно, увидев на картинке пальто, о котором я мечтала.
- Ты знаешь, он подал заявление на выезд в Израиль, - сказала мне мама, когда мы вышли на улицу. Но его туда никогда не отпустят, - заметила она грустно.
Через несколько дней я пришла на примерку.
Серое двубортное пальто с рукавом реглан, с воланом снизу и расширенными рукавами было чудом портновского искусства. Где добыли этот толстый добротный драп, понятия не имею.
- Ну, Либочка, ты настоящий еврейский шенхайт, - сказал Шломо, когда я надела новое пальто. А у меня большой радость, - и он повернулся к моей маме.
- Ниночка, ты не поверишь: я поучил разрешение и уезжаю в Израиль.
- Шломо, дорогой, как я за тебя рада, - улыбнулась в ответ мама. Она еще не знала, что в 90м году сама уедет в Израиль, проживет там 10 лет и будет похоронена, как положено еврейке, в израильской земле, на кладбище Кирьят Яма…
Мы принесли пальто домой, и я даже вставала ночью посмотреть на него и постоять перед зеркалом. Это был верх портновского мастерства настоящей
Польской довоенной школы, так безупречно были сделаны все швы и отделка, а эти огромные пуговицы в два ряда, это было просто чудо.
На следующий день я пришла из Университета и застала маму заплаканной
- Что случилось? – спросила я – кто то заболел?
- Нет, Любочка, сегодня ночью Шломо умер. От счастья. Он так долго ждал этого, что сердце не выдержало.
- Бедный Шломо, значит, мое пальто было его последней работой и он вложил в него всю душу?
- выходит, что так, это пальто должно сделать тебя счастливой, - сказала мама и обняла меня.
Не могу сказать, что ее предсказания сбылись, но пальто было просто шедевром, я носила его много лет, с любовью вспоминая старого Шломо.
Иногда мы ходили на еврейское кладбище, прибирали на его могиле и клали на нее камешки. Ведь евреи цветов не кладут. Срезанные цветы скоро завянут, а камни воплощают вечность.
02.11.2020
Берлин
Nora Breslav
Когда я была девочка, никакой одежды в Питере купить было невозможно.[/COLOR]
К тому же все были бедные и старались экономить. Поэтому часто покупали пальто, какие удавалось достать, «на вырост». Чтобы носить подольше.
Мне было лет 9 или 10, когда мама купила мне мальчиковое пальто, серого цвета с хлястиком и кроличьим воротником. К тому же оно было мне велико.
Это у какой-то ее сотрудницы сынок подрос и мама купила его очень дешево.
Я упросила купить к нему оранжевый плюшевый капор, чтобы было видно все же, что я – девочка. Но все равно меня часто называли в магазинах и в трамвае «мальчик», хотя косы были ниже попы. Но ведь зимой это не видно. Мордочка у меня была бледная и тощая, маленький рост, тонкие руки и ноги. Украшали только густые пышные темно каштановые волосы, какие часто бывают у еврейских детей. Это пальто прибавило мне ощущения, что я ужасно некрасивая, эта травма и ненависть к уродливой плохой одежде остались на всю жизнь. Правда, моя мама, видя мои страдания, добыла у какой то нашей родственницы старую шубу и мне из нее сшили коричневую цыгейковую шубку и шапку с ушами, отороченную даже кусочками белого меха. Помню как я была счастлива, когда бежала по Фонарному переулку к реке Мойке, чтобы встретиться с подружками, которые из-за мальчикового пальто надо мной нещадно насмехались.
Вот уж теперь в Германии я оттянулась по полной и, к ужасу моего друга, все время покупаю красивые новые вещи, хотя старые девать некуда. Ведь одежда здесь почти ничего не стоит.
Когда я подросла и стала уже семнадцатилаетней девицей, почти на выданьи.
По нашим российским понятиям. Папина жена, то есть моя мачеха, очень любила повторять: «после 20 лет так трудно выйти замуж!»
Девица пополнела и похорошела, нужно было сшить новое пальто. Искали хорошего портного, посоветовали старого польского еврея, пережившего войну и бежавшего от нацистов в Советский Союз. Мы пришли в его убогую квартирку, бывшую дворницкую, полутемную в глухом дворе на Мойке, но все же без соседей. В комнате стояла швейная машинка Зингер и аккуратно были разложены кусочки разных тканей. Каким-то чудом у него оказались западные журналы с моделями пальто. Маленький сухой старичок в кипе встретил нас у входа, ему было вероятно за 80.
- Ну. Майне медхен, - сказал Шломо, так его звали, - как твой имя? Либочка? Какой хороший девочка. Ми сделаем такое мантель, что все на улице будут оборачиваться.
И это была чистая правда. Шломо показал мне несколько моделей
- Вот это! - закричала я радостно, увидев на картинке пальто, о котором я мечтала.
- Ты знаешь, он подал заявление на выезд в Израиль, - сказала мне мама, когда мы вышли на улицу. Но его туда никогда не отпустят, - заметила она грустно.
Через несколько дней я пришла на примерку.
Серое двубортное пальто с рукавом реглан, с воланом снизу и расширенными рукавами было чудом портновского искусства. Где добыли этот толстый добротный драп, понятия не имею.
- Ну, Либочка, ты настоящий еврейский шенхайт, - сказал Шломо, когда я надела новое пальто. А у меня большой радость, - и он повернулся к моей маме.
- Ниночка, ты не поверишь: я поучил разрешение и уезжаю в Израиль.
- Шломо, дорогой, как я за тебя рада, - улыбнулась в ответ мама. Она еще не знала, что в 90м году сама уедет в Израиль, проживет там 10 лет и будет похоронена, как положено еврейке, в израильской земле, на кладбище Кирьят Яма…
Мы принесли пальто домой, и я даже вставала ночью посмотреть на него и постоять перед зеркалом. Это был верх портновского мастерства настоящей
Польской довоенной школы, так безупречно были сделаны все швы и отделка, а эти огромные пуговицы в два ряда, это было просто чудо.
На следующий день я пришла из Университета и застала маму заплаканной
- Что случилось? – спросила я – кто то заболел?
- Нет, Любочка, сегодня ночью Шломо умер. От счастья. Он так долго ждал этого, что сердце не выдержало.
- Бедный Шломо, значит, мое пальто было его последней работой и он вложил в него всю душу?
- выходит, что так, это пальто должно сделать тебя счастливой, - сказала мама и обняла меня.
Не могу сказать, что ее предсказания сбылись, но пальто было просто шедевром, я носила его много лет, с любовью вспоминая старого Шломо.
Иногда мы ходили на еврейское кладбище, прибирали на его могиле и клали на нее камешки. Ведь евреи цветов не кладут. Срезанные цветы скоро завянут, а камни воплощают вечность.
02.11.2020
Берлин
Nora Breslav