Bigmonkey
11.03.2021, 02:07
Она лежала на животе в подвале на куче соломы. Почему-то вспомнила, что на животе обычно лежат ковидные. Ковида не было , но сил на сопротивление не было тоже.
Он вошёл, закрыл дверь, присел рядом – шатен среднего роста в джинсах и ковбойке. В темноте, правда, всего этого видно не было.
- Ну что? Где твой предок-шляхтич, а, пани?
- Я его зову, когда иду лечить зубы, - сказала она. – Где у тебя тут бормашина?
- У меня клещи есть.
- Пальцы ломать?
- Да что ты всех собак на меня вешаешь. Я никогда не был жестоким.
- Молчал бы… Интернет-паук хреновый. Много бабочек наловил?
- Я не паук, я огонь. А бабочки на то и бабочки, чтобы лететь на свечу. Слушай, ты же писатель?
- Ну.
- Не «ну», а «да». Темой рабства интересуемся?
- Будто сам не знаешь.
- Показать?
- Смотря какая эпоха.
- Не в эпохе дело. Я никогда не воспринимал близких женщин как добычу. Но если тебе так хочется… Давай руки.
- Потом развяжешь?
- Ну я ж не зверь. Так… Теперь щиколотки.
- Слушай… Откуда у тебя розовое масло?
- Из Польши.
- Гонишь!..
- Потом наклейку покажу… Когда на свет выйдем.
Он медленно спустил с неё брюки и плавки. Его властные пальцы проникли куда только можно – спереди и сзади. Она перекатилась набок, чтобы ему было удобнее и забилась, закусив руку, чтобы не закричать.
- Отпусти себя, - сказал он. Но она не умела этого. И не факт, что захотела бы учиться. Он был ей собратом по перу, но когда-то их предки были врагами, да и… да и не факт, что другой бы подошёл. Внутренняя камера не отключалась ни с кем.
- Ладно… Вставай на карачки.
- А верёвки?
- Сейчас… Развязываю.
Что-то он ещё говорил – про каких-то пиратов, которые приводили пленных пассажирок в крысиный трюм и там насиловали, или о хозяевах, которые покупали рабов парочками, желательно с детьми, и при малейшем сопротивлении грозили разлучить. Он знал, что это скорее её фантазии, чем его собственные, и пытался соотвеnствовать. Но она думала о своём. Господи, третья кара. Поэт-немец из её родного города. Вот уж кто был жестоким… Полька-интриганка на работе. И вот теперь этот фрукт, не очень-то сладкий… Вот и увлекайся после этого поляками…
Чем он меня зацепил, думала она, когда он заснул. И чем он цеплял других? Вроде парень как парень…
И тут она, кажется, поняла. Выбитый тип. Ровня. А может, и повыше…
Но ничего это не изменит. Каждый останется на своём берегу.
Он вошёл, закрыл дверь, присел рядом – шатен среднего роста в джинсах и ковбойке. В темноте, правда, всего этого видно не было.
- Ну что? Где твой предок-шляхтич, а, пани?
- Я его зову, когда иду лечить зубы, - сказала она. – Где у тебя тут бормашина?
- У меня клещи есть.
- Пальцы ломать?
- Да что ты всех собак на меня вешаешь. Я никогда не был жестоким.
- Молчал бы… Интернет-паук хреновый. Много бабочек наловил?
- Я не паук, я огонь. А бабочки на то и бабочки, чтобы лететь на свечу. Слушай, ты же писатель?
- Ну.
- Не «ну», а «да». Темой рабства интересуемся?
- Будто сам не знаешь.
- Показать?
- Смотря какая эпоха.
- Не в эпохе дело. Я никогда не воспринимал близких женщин как добычу. Но если тебе так хочется… Давай руки.
- Потом развяжешь?
- Ну я ж не зверь. Так… Теперь щиколотки.
- Слушай… Откуда у тебя розовое масло?
- Из Польши.
- Гонишь!..
- Потом наклейку покажу… Когда на свет выйдем.
Он медленно спустил с неё брюки и плавки. Его властные пальцы проникли куда только можно – спереди и сзади. Она перекатилась набок, чтобы ему было удобнее и забилась, закусив руку, чтобы не закричать.
- Отпусти себя, - сказал он. Но она не умела этого. И не факт, что захотела бы учиться. Он был ей собратом по перу, но когда-то их предки были врагами, да и… да и не факт, что другой бы подошёл. Внутренняя камера не отключалась ни с кем.
- Ладно… Вставай на карачки.
- А верёвки?
- Сейчас… Развязываю.
Что-то он ещё говорил – про каких-то пиратов, которые приводили пленных пассажирок в крысиный трюм и там насиловали, или о хозяевах, которые покупали рабов парочками, желательно с детьми, и при малейшем сопротивлении грозили разлучить. Он знал, что это скорее её фантазии, чем его собственные, и пытался соотвеnствовать. Но она думала о своём. Господи, третья кара. Поэт-немец из её родного города. Вот уж кто был жестоким… Полька-интриганка на работе. И вот теперь этот фрукт, не очень-то сладкий… Вот и увлекайся после этого поляками…
Чем он меня зацепил, думала она, когда он заснул. И чем он цеплял других? Вроде парень как парень…
И тут она, кажется, поняла. Выбитый тип. Ровня. А может, и повыше…
Но ничего это не изменит. Каждый останется на своём берегу.